– Ах, женщин... – Я криво улыбнулась. Что-то подобное я уже слышала от него и в позапрошлом году.
М-да. Продаем водку и совращаем малолетних. Весело живем, Шурка!
– Вот ты мне все зубы заговариваешь, а давно хочу у тебя кое-что узнать.
– Я вся – внимание.
– Какого черта ты рассказала Зинке
– А мне-то что, – буркнула я, – я вообще еще девственница и знать ничего не знаю.
– Да прекрати. Мне, прежде всего,
– Ты так уверен?
– Да. Потому что вот он – я. И меня, к твоему сведению, вся эта история беспокоит только потому, что меня беспокоит твоя жизнь.
– Ах, как трогательно... – Я не очень удачно передразнила его.
– И после очередной такой выходки с откровениями вполне возможно, что все дерьмо в итоге будет вылито на тебя же.
Я молчала.
– Именно поэтому
– Не более, а менее. Скоро приедет моя сестренка, и ты увидишь, что такое ходячий монумент целомудрия.
– Сестра? Посмотрим. И запомни – ты не должна никому ничего говорить. Ради бога. Ты только посмотри на себя... еще буквально год, и, если ты пойдешь не тем путем... ты превратишься в заурядную, с низкой попой, девицу. У тебя предрасположенность к целлюлиту. Я уже сейчас все вижу. А этой Зинке, послушай моего совета, скажи, что я отослал тебя на все четыре стороны, отправил к чертям подальше. И если придешь, то
Ну, а потом мы заговорили о моей киевской жизни. И я врала с беспечностью и удовольствием.
Внезапно, на полуслове (таинственный гуру под псевдонимом «Эдик» как раз раскрывал мне прелести тантрического секса. Киностудия Samarkandova Pictures, в главной роли А. Самаркандова, сценарий и режиссура ее же) прозвучало:
– Смотри, Зинка сюда идет.
– Нам уже домо-о-о-ой надо! – с недовольной гримасой прохныкала она, стоя у перил. Подойти ближе (хватило мозгов) она не решалась.
– Да, да, еще пять минут... и еще пять в зоне безопасности, три для изображения сонного вида и десять на дорожку. А ты иди позагорай – вон вся задница мокрая!
Прогнусавив что-то в ответ, она отвернулась и стала наблюдать за купальщиками внизу.
– Смотри, сейчас мы сделаем небольшой тест, – сказал Альхен.
– Где?
– С ней. Сейчас я пошлю ей энергию ян-ци. Это сексуальная энергия. Помнишь, я рассказывал тебе?
– Да. А мне ты тоже посылал?
– Конечно.
– И что?
– И ничего. Ты почему-то вообще никак не реагируешь. Даже странно.
– А как я должна реагировать?
– Смотри.
Зинка принялась рассеянно чесать свою мокрую задницу в серых «велосипедках».
– Видишь, это была реакция.
– Ух ты...
Альхен усмехнулся:
– Берегись, – потом после паузы: – Знаешь...
– Не знаю.
– Перестань. Дай сюда свои руки.
Я с наигранно мрачным видом протянула ему кисти своих рук, и он разместил их у себя на ладонях. В его глазах происходило что-то... мне хотелось родиться заново... внутри этих глаз. Провалиться куда-то. К нему тянуло тупо, безрассудно и безнадежно, как к наркотику.
– Видишь эти тоненькие ручки. Именно здесь все и кроется. Ты должна САМА поймать свой шанс. Разобраться в своей жизни. Найти какой-то излом в родительской бдительности. Какую-то брешь в том, куда тебя посадили. Поймать его. Шанс. Это твой долг.
Все, пора идти. Сижу, сложив руки на груди, голова чуть наклонена вперед, смотрю мерзавцу прямо в глаза, немного исподлобья:
– А ты читал Набокова?
– Конечно!
– Скажи, а вот с точки зрения такого Гумберта, прости за банальность, я в девяносто третьем была нимфеткой?
Теплое дыхание, ваниль воспоминаний. Я попала в цель.
– Да, да, на тысячу процентов да.
«Да», сливающееся с шумом крови в моих ушах.
Уже идем домой. У Зинки по-прежнему весь зад мокрый.
– Все кончено, подружка, это безнадежно. Он не хочет со мной говорить. Отослал на все четыре стороны. Мы не в его вкусе...
Мой шанс. Шанс. Шанс.
– Все потеряно, Зин. Это на самом деле такое дерьмо... Не пойдем мы больше не пляж.
И действительно не ходили.
Nach Mittag