Дьявол в быту, легенде и в литературе Средних веков

Но не этим определился истинный и решительный дуализм. Благотворные духи не были еще объявленными и непримиримыми врагами духов зловредных, и как первые не были всегда благодетельными, так вторые — всегда вредными. Верующий никогда не мог поручиться за настроение духов, под опекою которых он находился; боялся оскорбить друзей, боялся разозлить врагов и, в равном усердии одинаковых средств, старался расположить к себе всех их, не вверяясь слишком — никому. Первобытная религия уже признает влечение к какой-то властной силе, большей, чем человеческая, равно как и свою от нее зависимость, но не умеет классифицировать ее по этическим категориям. Между добрыми и злыми не было определенного морального противоречия, но только противоположение действий. Они не могли иметь морального характера, которого еще не было и у их поклонников, едва вышедших из животного состояния, и добрыми или злыми называться могут они лишь постольку, поскольку первобытному человеку представляется добром все, что ему на пользу, и злом все, что ему во вред. То, что в наши дни называется бушменскою моралью: я украл барана — это хорошо, и дух, который помог мне украсть, — добрый дух; у меня украли барана — это худо, и дух, который помог вору воровать, — злой дух. Так, например, по представлениям грубого бразильского племени тупигамба, души тех, которые жили добродетельно, то есть мстили врагам и многих из них умертвили, поселятся за большими горами и будут плясать в роскошных садах с духами отцов, тогда как души изнеженных ничтожных людей, которые не старались защищать своего племени, отправятся к злому духу, на вечные мучения. Дикие поклонники воображали свои божества во всем подобными себе: переменчивыми, покорными страстям, то ласковыми, то свирепыми и добрых не почитали более высокими и почтенными, чем злых.

Конечно, в злых появляется уже тень Сатаны, вырисовывается дух зла, но зла еще чисто физического. Зло — то, что вредит, и злой дух — тот, который низвергает молнию, воспламеняет вулканы, наводняет землю, сеет голод и болезни. Злой дух еще не выработался в представление морального зла, потому что различие моральных добра и зла еще не сложилось в умах человечества; из двух ликов Сатаны, разрушителя и развратителя, он приемлет и являет только один первый. Злой дух не отмечен еще своею собственною, специальною низостью, не имеет никого, кто был бы выше его и господствовал над ним.

Но мало-помалу моральное самосознание разбирается в себе и определяется, и религия приобретает этический характер, которого она раньше не имела и не могла иметь. Самое зрелище природы, где силы противостоят силам и где одна из них разрушает то, что создает другая, подсказывает идею о двух враждебных началах, которые взаимно отрицают друг друга и борются между собою. Затем человек, развивая союз общежития, не замедлил заметить, что кроме добра и зла физических есть еще добро и зло моральные, то есть сумма требований и уступок человека человеку, без которых союз общежития невообразим и неисполним, но которым дикарь подчиняется не сразу и не с большою охотою. И вот — в эволюции этой — ему сдается, что в себе самом он узнает то же самое двуборение, которое он видит и испытывает в природе. Он чувствует себя то добрым, то злым, понимает, что однажды он лучше, в другой раз — хуже, но собственную благость ли, преступность ли он не признает за свои, за выражение своей же собственной натуры. Привыкнув приписывать силам божественным и демоническим физические добро и зло, он точно так же приписывает тем же божественным и демоническим силам добро и зло моральные. И вот от доброго духа исходят уже не только свет, здоровье, все, что поддерживает и умножает жизнь, но еще и святость, понимаемая как совокупность всех добродетелей; от злого духа приходят не только тьма, болезни и смерть, но еще и грех. Так-то люди, разделив чисто субъективным суждением природу на добрую и злую и смешав с этим физическим добром и злом то моральное добро и зло, что самим им свойственно, фабрикуют богов и демонов. Совесть, то есть проснувшееся в зачатках культуры моральное самосознание, естественно, по инстинкту общественности и самосохранения, признает превосходство добра над злом и смутно мечтает о победе первого над вторым. Отсюда она настаивает на том, что демон становится, во-первых, подчиненным Богу, а во-вторых — чем живее и повелительнее совесть, тем ярче представляет она недостойность демона. И вот демон, который в первом начале своем смешивался с Богом в одном разряде нейтральных духов, одинаково способных как на добро, так и на зло, мало-помалу различается от Бога, пока наконец не отторгнется от него во всем. Он будет духом тьмы, а его противник — духом света; он — духом ненависти, а его противник — духом любви; он — духом смерти, а его противник — духом жизни. Обителью Сатаны будет бездна, обителью Бога — Царство Небесное.