Дьявол из Саксон-Уолл. Поспеши, смерть!

— Но… послушайте, доктор, это звучит необычно. Вы раньше были знакомы с доктором Литтлом?

— Нет. Я просто позвонил в больницу и попросил прислать врача.

— Значит, прежде вы его не видели?

— Нет, мы с ним ни разу не встречались. Да и потом, в этой хирургической маске…

— То есть при желании кто-то другой мог выдать себя за доктора Литтла? И вы бы его не узнали?

— Конечно, но с какой стати и кому понадобилось бы это делать? К тому же операция была выполнена профессионально. Отличная работа.

— Вот как?

— Да, просто блестящая. Кстати, именно доктор Литтл поставил диагноз «перитонит».

— И вы постоянно находились рядом с ним?

— Естественно.

— А в каком состоянии был пациент — надеюсь, вы уверены, что это был Миддлтон? — когда вы собирались сделать анестезию? Что он чувствовал?

— Боль. Очень сильную, с постоянной рвотой. Мне казалось, что он вот-вот потеряет сознание. Я сказал доктору Литтлу, что операция вряд ли уместна. Больной практически обречен. Однако он настоял на своем, и мы сделали анестезию. Но не странно ли, что потом доктор Литтл забыл про эту операцию?

— Очень странно, — согласился Джонс. — Может, он получил сообщение о том, что пациент умер и операция больше не нужна?

— Вы хотите сказать, что это у меня не в порядке с головой? Я же объяснил: доктор приезжал из города и сделал операцию.

— Да, да, я понял. Я не это имел в виду, — пробормотал Джонс. Его охватила беспомощность. Он неловко добавил: — Просто это действительно очень странная история, доктор.

Вскоре ему в голову пришло простое объяснение, которое повергло его в уныние. Вероятно, доктор Литтл страдал от особой формы амнезии, описанной Фрейдом и другими психиатрами, которую можно выразить словами: «Не напоминайте мне о том, что я хочу забыть». Сделанная им операция закончилась неудачно, и он подсознательно выбросил ее из памяти, поскольку воспоминание о ней причиняло ему боль. Отсюда и его записка доктору Кревистеру.

Но исчезновение Пайка в любом случае представляло огромный интерес. Это был явный намек на преступные действия, направленные против Миддлтона. Джонс решил, что должен поговорить с миссис Пайк и выяснить, в каком состоянии находился ее муж, когда она отправилась за помощью к доктору Кревистеру. Если бы только можно было доказать, что Пайк страдал от аппендицита — или от отравления мышьяком!

Он глубоко погрузился в свои мысли, из которых его вывел громкий возглас доктора Кревистера:

— Кстати, вы были правы, мой друг!

— В чем именно? — спросил Джонс.

— В том, что спросили меня, уверен ли я, что пациентом был мистер Миддлтон. Дело в том, что до того, как меня позвали к миссис Пайк, я никого из них не видел.

— Ни Пайка, ни Миддлтона?

— Ни того, ни другого. А поскольку их симптомы оказались абсолютно идентичными…

Джонс уставился на собеседника:

— Вы хотите сказать, что это все-таки был Пайк?

Доктор Кревистер покачал головой:

— Но как это возможно? Операцию-то делали в Неот-Хаусе. Вы меня совсем запутали, молодой человек!

Глава VIII

«Все в нем сгнило и разрушилось от носа до кормы».

Из отчета 1852 года о линкоре «Уорриэр»

Все еще размышляя о таинственном исчезновении Пайка и о странном сходстве его симптомов с болезнью Хэнли Миддлтона, Джонс к половине десятого добрался до домика викария, надеясь на его помощь и содействие по поводу нового владельца Неот-Хауса.

Однако время для визита оказалось крайне неудачным, поскольку викарий, замотавшись в толстый шарф и прикладывая к левой стороне лица нагретый камень, простонал глухим от боли голосом, что у него жуткая невралгия и он вряд ли в состоянии принимать гостей. Вид у него был такой мрачный и убитый, что Джонс, всегда готовый посочувствовать страждущим, почти раскаялся в том, что явился в столь неподходящий час. Его немного удивило, что приступ невралгии оказал такое сильное действие на Хэллема — тот был буквально сам не свой, — но рассудил, что никто не застрахован от плохих дней.

— Зачем вы пришли? — помолчав, спросил викарий.

Джонс коротко рассказал о визите к доктору Кревистеру.

— Не понимаю, почему вы вмешиваетесь? Это не имеет к вам никакого отношения, — раздраженно буркнул священник сквозь намотанный шарф.

— А как же мистер Карсуэлл Миддлтон? Я не могу просто стоять в стороне и смотреть, как его сведут в могилу, — возразил писатель.

— Разумеется, не можете. Но для чего кому-то сводить его в могилу?

Джонс нетерпеливо ответил:

— А разве он не унаследовал поместье? Что станет с молодым Миддлтоном-Пэшеном теперь, когда вернулся его пропавший дядюшка? А если тот к тому же женат и у него собственные дети…

— Он холост! — перебил викарий. — Миссис Гэнт слышала об этом от миссис Теббаттс, экономки, которую он привез с собой.

— Что ж, хоть какие-то новости!

— В общем, вам лучше успокоиться и умерить свое воображение, — заключил священник.

— Воображение тут ни при чем, — возразил Джонс. — Все просто, как дважды два четыре. Дело Миддлтона плохо пахнет, и я намерен выяснить правду, прежде чем уеду из деревни.