— Как бы он мог себе это позволить, отец? Ему приходится все, что он может заработать, платить за обучение в колледже.
— Ты ни пенни не увидишь из моих денег, Кэтлин, если за него выйдешь. Имей в виду!
Наконец утомительный путь пришел к концу, и потом, когда девушки причесывались в комнате Кэтлин, Миган спросила:
— Там, в Элефсине, это был Мак-Нейл?
— Кто ж еще? — рассудительно ответила Кэтлин. — Я ему сказала, что он глупец — так далеко ехать.
— Это он был Иакхом?
— Нет, конечно. Миган, по шотландским законам мы с Иэном муж и жена.
— Муж и жена! — Миган села на кровати, ошеломленная известием. Но тут же вернулась к своей обычной манере вести беседу. — Ну и дура ты все-таки!
— Всегда рада выслушать твое мнение, — ответила Кэтлин с чувством.
— Но зачем ты это сделала, глупенькая?
— Я так хотела, а его уговорила. Но я не знала, что он поедет сюда, болван эдакий!
Миган захихикала.
— Хотела бы я посмотреть на лицо твоего отца, когда он узнает!
— Он не узнает. Мы не будем жить вместе, пока Иэн не кончит курс и не найдет работу.
— Я на твоем месте сказала бы ему и вытерпела ответ. Кстати, Кэт, почему ты вчера не заорала? Я бы тебя куда быстрее нашла.
— Не могла. Все бы знали. Он ничего такого не думал, Миган.
— Он подлец, вот он кто!
— Я ошиблась, идя на голос Иэна. Темнота очень обманчива.
— Но как…
— Я думаю, он пошел за мной. Я дважды выходила увидеться с Иэном, и он, видимо, каждый раз шел за мной.
— Но, Кэтлин, это же ужасно! Ты должна сказать моему отцу. Он положит этому конец.
— Я теперь буду с Иэном. Он поведет одну из наших машин. И все будет в порядке.
— Ну, я наверняка на нем оставила отметину, пусть знает, подлец!
Глава IV
В Афинах миссис Брэдли получила письмо от Мэри Хопкинсон. После новостей о своей дочери Олвен жена сэра Рудри перешла к разговору о муже.
«Я надеюсь, — гласило письмо, — что Рудри и Александр как-то ладят. Я забыла тебе рассказать о древних Аполлонах. Ты знаешь, что их несколько. Я не знала, пока не началась эта жуткая свара, но есть Аполлон Стрэнгфорда и мраморная статуя юноши, а еще, кажется, Аполлон из Суниона. В общем, Александр сыграл с Рудри очень злую шутку: поручил знакомому скульптору сделать еще одну статую и подделать ее под старинную. Потом он сделал вид, что какой-то его друг нашел эту статую где-то на Сицилии. Мой бедный Рудри поддался на этот безбожный обман и написал статью в „Археолог“. Александр тут же написал редактору письмо, где ставил под сомнение подлинность статуи. Конечно, над Рудри все смеялись, и это было очень плохо. Рудри думает, что никогда не загладит впечатления об этой статье, бедняжка. Ученые сложно переживают такие вещи. Он на все готов, чтобы расквитаться с Александром. Я все еще не могу понять, зачем он пригласил Александра в экспедицию. Наверное, он думает, что сможет ему показать…»
Миссис Брэдли дочитала письмо до конца, которое заканчивалось обычными общими сплетнями, вздохнула, зажгла спичку и сожгла письмо в камине.
Весь следующий день у экспедиции прошел спокойно. Сэр Рудри писал дневник и посвящал окружающих в подготовку визитов в Эпидавр и Микены, но в основном он отдыхал. Миссис Брэдли сочла это тревожным признаком, зная его темперамент и характер. Александр Карри, вспыльчивый, с кирпично-красным лицом, зафрахтовал судно, на котором паломникам предстояло прибыть в Нафплион. Каковы бы ни были его недостатки, он умел искусно торговаться, и как ни критиковал сэр Рудри условия, на которых Александр получил судно, цена была необычайно низкой.
Корабль под названием «Аргос» стоял в Фалерской бухте, и вся компания добиралась до него на весельных лодках. Это было каботажное судно огромной ширины, малой осадки, с шумной машиной и своеобразными кивающими движениями, придающими ему заметную, хотя и не слишком приятную индивидуальность. Паломники толпились у его мощного неуклюжего ограждения, отремонтированного за счет сэра Рудри перед отплытием из Фалера. Плавсредство смело устремилось через море к Эгине, потом к Гидре, потом к Специи и вверх по заливу к маленькому дружелюбному Нафплиону с его пыльной гаванью, гоняемым ветром мусором, ухабами на дорогах, обрывом, окрестными горами и торчащим скалистым перешейком под стенами Паламиди.