— Дорогой граф прилагает все усилия, чтобы показать нам, как сильно он не любит своего кузена, — усмехнулся Эйвон. — Мой уважаемый друг! — Он помахал рукой господину, на голове которого возвышалась белесая от пудры вавилонская башня. — Это не вас я видел с мадемуазель де Соннебрюн?
Обладатель вавилонской башни обернулся, явив нарумяненные щечки.
— О мой дорогой герцог! — он жеманно улыбнулся. — Мадемуазель де Соннебрюн нынче истинная королева Парижа! Мы все готовы пасть к ее очаровательным ножкам! А вот и она!
Эйвон вставил в глаз монокль, чтобы получше разглядеть предмет воздыханий румяного господина.
— Гм-м! Неужели Париж так обеднел красавицами?
— Как?! — вавилонская башня негодующе дрогнула, обрушив целую лавину пудры. — Она же прекрасна! Кстати, герцог, правда ли, что вы обзавелись потрясающим пажом? Я две недели отсутствовал в Париже, а по прибытии мне тут же рассказали, что вас повсюду сопровождает рыжеволосый ангелочек.
— Истинная правда, — рассмеялся Эйвон. — Однако, полагаю, столь пристальный интерес к моему слуге скоро пройдет.
— Ну уж нет! Сен-Вир только и твердит, что о вашем мальчишке. Такое впечатление, будто с ним связана какая-то тайна. Безымянный паж!
Эйвон снова улыбнулся, на сей раз не столь любезно, и раздраженно махнул рукой.
— Друг мой, можете передать любезному Сен-Виру, что никакой тайны здесь и в помине нет. Имя у моего пажа имеется и вполне заурядное.
— Передать Сен-Виру? — вавилонская башня обрушила еще одну лавину пудры. — Но зачем? Это был всего лишь праздный разговор.
— Естественно, — глаза его милости блеснули. — Я хотел сказать, что вы можете сообщить Сен-Виру об этом, если граф снова будет расспрашивать.
— Разумеется, но я не думаю… А, вот и Давенант! Mille pardons, герцог! — И румяный господин засеменил навстречу Давенанту, оставляя за собой белесый шлейф.
Поднеся ко рту платок, Эйвон подавил зевок и своей обычной ленивой походкой проследовал в карточный зал, где пробыл примерно час. Утомившись от игры, он разыскал хозяйку, поблагодарил ее и удалился.
Леон дремал внизу, но при звуке шагов открыл глаза и вскочил на ноги. Он помог герцогу надеть плащ, протянул ему шляпу и спросил, не надо ли вызвать карету. Но герцог буркнул, что предпочитает пройтись пешком. Они неторопливо зашагали по улице. Как только странная парочка завернула за угол, герцог заговорил.
— Дитя мое, о чем ты беседовал с графом де Сен-Виром?
Леон удивленно вскинул голову и в неподдельном изумлении уставился на хозяина.
— Откуда вы узнали, Монсеньор? Я вас не видел.
— Вполне возможно. Но я все-таки надеюсь, что ты соблаговолишь ответить на мой вопрос.
— Прошу прощения, Монсеньор! Граф почему-то поинтересовался, откуда я родом. Не понимаю, зачем ему это понадобилось.
— Полагаю, ты так и сказал ему?
— Да, Монсеньор, — кивнул Леон. Глаза его озорно блеснули. — Я подумал, что вы не рассердитесь, если я позволю себе некоторую грубость в разговоре с этим господином.
Губы Эйвона дрогнули. Леон расцвел в ответной улыбке.
— Весьма разумно, — согласился Джастин. — А после этого ты…
— Я сказал, что не знаю, Монсеньор. Кроме того, это правда.
— Очень удобно.
— Да, — с готовностью подтвердил паж. — Не люблю врать.
— Правда? — Его милость ободряюще взглянул на пажа, и тот охотно продолжил.
— Правда, Монсеньор. Конечно, порой без лжи не обойтись, но я стараюсь избегать таких ситуаций. Пару раз я солгал Жану из страха, но ведь это трусость, n'est-ce pas? Думаю, нет ничего дурного, когда лжешь врагу, но никогда нельзя лгать другу или тому, кого любишь. Это ведь смертный грех, да?
— Поскольку не могу припомнить, чтобы я кого-нибудь любил, не могу ответить на твой вопрос, дитя мое.
Леон серьезно посмотрел на его милость.
— Никого? — переспросил он. — Я тоже мало кого любил, но если любил, то уж всем сердцем. Я любил мою мать, кюре и… и я люблю вас, Монсеньор.
— Прошу прощения?
— Я… я лишь сказал, что люблю вас, Монсеньор.
— Мне показалось, что я ослышался. Я польщен, но думаю, что выбор твой неразумен. Не сомневаюсь, что мои слуги попытаются тебя переубедить.
Синие глаза вспыхнули.
— Пусть только посмеют!
Герцог нацепил монокль.
— В самом деле? Уж больно ты грозен…
— У меня очень вспыльчивый характер, Монсеньор.
— И с его помощью ты защищаешь мою скромную персону? Очень занятно. Ты уже облагодетельствовал своим характером… м-м-м… моего камердинера?
Леон презрительно фыркнул.
— Да он просто дурак, Монсеньор!
— И притом безнадежный. Я то и дело напоминаю Гастону об этом прискорбном обстоятельстве.
Вскоре они добрались до резиденции Эйвона. В вестибюле его милость остановился и взглянул на замершего в ожидании Леона.
— Принеси в библиотеку вина, — велел он.
Когда Леон появился с большим серебряным подносом, Джастин сидел у огня, положив ноги на каминную решетку. Из-под полуопущенных век он наблюдал, как паж наливает в бокал бургундское. Леон обеими руками благоговейно поднес бокал его милости.