Дьявол и Дэниэл Уэбстер

– Да о том, что так попросту не годится, Дэнл, – заявил Сет Питерсон почтительно, но твердо. – Судите сами, джентльмены, – продолжал он, повернувшись к остальным. – Допустим, возвращаюсь я домой и объявляю, что видел морскую змею. И все скажут: «Ох уж этот старый враль Сет Питерсон!» А если то же самое говорит Дэнл Уэбстер – неужели не видите разницы? – Он помолчал немного, но никто не проронил ни слова. – Ну а я вижу, – сам ответил он и медленно, растягивая каждое слово пояснил: – Дэнл Уэбстер… госсекретарь… видит морскую змею и говорит с ней… у Плимутской бухты. Да это угробило бы его напрочь! Мне-то все равно, а вот Дэнл Уэбстер – другое дело. Вы стали бы голосовать за кандидата в президенты, который заявляет, что видел морскую змею? Так стали бы или нет? И хоть кто-нибудь стал бы?

После еще одной краткой паузы заговорил Джордж Блейк.

– Сет прав, Дэнл, – сказал он, и остальные согласно закивали. – Дай-ка мне эту бумагу. – Он забрал у Дэнла Уэбстера листок с записями и бросил его в море. – Вот теперь, – твердо продолжил он, – я видел треску. И ничего, кроме трески. И разве что парочки камбал. А кто-нибудь из вас, джентльмены, видел что-либо еще?

И тут выяснилось, само собой, что никто на борту ничего не видел за весь день, кроме трески. На этом и повернули к берегу. Но все же всю дорогу до самой гавани все они то и дело оглядывались через плечо.

Однако Дэнл Уэбстер был не очень доволен тем вечером, несмотря на свой прекрасный улов. Ибо он как-никак видел морскую змею и не просто видел, но и вываживал ее на леске двадцать семь минут по его золотым часам с репетиром и, будучи рыбаком, был бы не прочь порассказать об этом. Но Сет прав: в этом случае люди сочтут, что он малость не в себе, а то и похуже. Эти мысли отвлекали его от лорда Ашбертона и договора с Англией до тех пор, пока он не оттолкнул бумаги на письменном столе.

– Чума на эту тварь! – слегка рассердившись, воскликнул он. – Оставлю ее в покое, надеюсь, и она оставит меня, – и он, взяв свечу, ушел спать. Но когда уже засыпал, ему показалось, что со стороны устья реки Грин-Харбор, до которого было две мили, послышался протяжный и низкий вой.

На следующую ночь вой повторился, а на третий день в кингстонской газете появилась заметка об установке правительством нового ревуна на скалах Рокки-Ледж. В общем, эта история начинала действовать Дэнлу Уэбстеру на нервы, а когда его раздражали, запасов его терпения надолго не хватало. Мало того, эти звуки тревожили скот – по крайней мере, на это сетовал его управляющий, – и на третью ночь его мышастая любимица вышибла половину досок из двери своего денника. «Эта морская змея становится чертовски надоедливой, – думал Дэнл Уэбстер. – Я должен защитить свою собственность». И вот на четвертую ночь он оделся, как делал, когда шел охотиться на уток, взял любимый дробовик по прозвищу Ученый Селден и отправился к засидке в устье реки Грин-Харбор, посмотреть, что оттуда видно. О своих намерениях он не сообщил никому, потому что воспринимал всю эту ситуацию вроде как щекотливую.

Так вот, а луна в ту ночь была прекрасная, и в самом деле около одиннадцати показалась морская змея, вскинулась из океана единой непрерывной волной, будто гигантский садовый шланг. Зрелищем она была изрядным, вся в мерцании лунного света, но Дэнл Уэбстер не смог оценить его по достоинству. И она, приближаясь к засидке, подняла голову, устремила скорбный взгляд в сторону Маршфилда и издала протяжный и низкий проникновенный гудок стосковавшегося по дому поезда.

Дэнлу Уэбстеру ничуть не хотелось так поступать, но не мог же он допустить, чтобы какая-то морская змея обитала в реке Грин-Харбор и пугала скот, не говоря уже о всеобщем переполохе и панике, которые неизбежно поднялись бы в округе, если бы о змее стало известно. И он вскинул Ученого Селдена и для начала дал залп из обоих стволов чуть выше ее головы. И как только раздался выстрел, морская змея испустила визг, слышный на милю вокруг, и бросилась обратно в открытое море. Если раньше она передвигалась быстро, то теперь уподобилась молнии и чуть ли не мгновенно превратилась в черную полосу, едва различимую на горизонте.

Дэнл Уэбстер вышел из засидки и вытер лоб. Он сожалел о содеянном и вместе с тем ощущал облегчение. Ему казалось, что после такого перепуга она не вернется, а он хотел оставить все в лучшем виде, прежде чем уедет следующим утром в Вашингтон. Но на другой день, сообщая Сету Питерсону о том, как поступил, он уже не чувствовал недавней радости.

– Напрасно вы это сделали, мистер Уэбстер, – отозвался Сет Питерсон, качая головой, и больше не добавил ничего, только невнятно пробормотал: – Саманти всегда была особенно тверда в своих пристрастиях.

Но Дэнл не обратил внимания на его последние слова, хотя и вспомнил о них позже, и впервые за время их длительного знакомства довольно резко обошелся с Сетом. Так что Сет замкнулся, как моллюск в раковине, а Дэнл отбыл на поезде в Вашингтон.