Дьявол и Дэниэл Уэбстер

Может быть, если он вновь задумается о сияющем кубе из стали и стекла, символе их задуманной защищенности, к нему явится сон. Даже смерть в Нью-Йорке была иной, обезличенной. И для всех, кроме самых видных и влиятельных, проходила незамеченной. Жилец из квартиры 10Б умер, а следующей осенью ее отремонтировали для новых арендаторов. Не прошло и месяца, как его забыл швейцар, газетчик писал другую фамилию на утренних газетах. Фамилия исчезла из телефонного справочника… в октябре состоялся переезд – переезд в другой город, разрастающийся на окраине, с улицами и проспектами лишенных телефонных номеров, наскоро погребенных покойников. Там тоже становишься частью толпы, а твоими соседями – незнакомые люди, как и при жизни. Место твоего обитания будет ухоженным, как и указано в контракте. Никакие призраки никогда не восстанут из пригородной земли. Поэтому Джон Мерритт и Сэмюэл Пай построили дом в глуши, чтобы он служил приютом и убежищем для них самих и их потомков из поколения в поколение. И это было справедливо.

Что-то треснуло в сияющем кубе из стекла и стали. Балки лопались одна за другой и распадались, стекло вываливалось в пустоту, долго падая вниз. Не осталось ничего, кроме озадаченного потерянного духа, пробужденного наконец от долгого сна, чтобы неподготовленным выступить против его бессмертного противника.

С Клэр все хорошо, но она боится смерти. С ним все хорошо, но он боится смерти. С мыслящими людьми, которых они знают, все хорошо, но большинство из них смертельно боятся смерти.

Если жизнь, которую они ведут, насыщенна, если это хорошая жизнь, почему же тогда они боятся? Ведь не потому же, что слишком радуются всему, что есть под солнцем, вот им и горько расставаться с миром. Это свойственно смертным и понятно, так было всегда. Но это какой-то более слепой страх.

Клэр скорбела по матери не от горя или раскаяния. Больше всего она скорбела потому, что боялась. И от этого выглядела чудовищем, хотя не была им. Но все равно что-то в этом чувствовалось. Он замечал это в ней, потому что замечал и признавал в самом себе. Лежа без сна, он боялся завтрашнего дня. Но насколько он знал, трусом он не был.

Они победили, но где она, эта победа? Они спаслись бегством от Уэйнсвилла и Гессиан-стрит, от Фэншоу, Пая, Мерритта, но куда они бежали? Если уже сейчас им страшно, как они будут справляться дальше, в предстоящие годы? Том Кэрролл услышал, как часы на здании суда пробили пять. А потом, когда ему уже казалось, что он больше не уснет никогда, он уснул.

* * *

Они медленно ехали по Гессиан-стрит к Мейн-стрит, освещенные ярким утренним солнцем. Том Кэрролл стыдился своих сновидений и ночного пробуждения. Никогда еще он не чувствовал себя более надежным, смелым и уверенным, как сейчас, когда сидел рядом с тетушкой Эмми, держа всю свою тактичность и плечо наготове для момента неизбежного срыва. Хвала Богу, Джерри Пай сидел за рулем своей машины. Джерри все только путал. Что касается предстоящего, оно будет всего лишь трогательным и проникновенным – горстка стариков соберется, чтобы оплакать не только одного из них, но и ушедшую красу и славу Уэйнсвилла их юности. Том надеялся, что тетушка Эмми не заметит, как они малочисленны. Но ведь и она стара, а старики живут прошлым. Она сумеет заполнить пустые церковные скамьи лицами, которые когда-то видела на них. И это к лучшему. Владетели Гессиан-стрит и Баунти-стрит правили городом жестко, даже когда впадали в бедность, но этому пришел конец. Достаточно только пройтись по Мейн-стрит и взглянуть на новые имена на вывесках магазинов. Они не застали Гессиан-стрит в зените славы, все эти Капрелло и Шукальски, но преуспели и унаследовали владения. Даже Уэйнсвилл рос и развивался – сохраняя обаяние маленького городка, но был живым. А вот и старая кирпичная церковь из воспоминаний.

Он ловко протянул руку, помогая тетушке Эмми выйти из машины, но она не приняла помощь. Что ж, честь и хвала ее смелости. Он стоял, деликатно загораживая от нее гроб, который выносили из другой машины без окон. Но не успел Том опомниться, как рядом очутился Джерри Пай.

– Тетушка Эмми, – с сомнением заговорил Джерри, – тетушка Луиза действительно хотела, чтобы старый Зенас нес гроб вместе с остальными? Потому что он уже здесь, и будет слишком поздно, если только кто-нибудь не скажет ему…

Он не договорил, сделав неопределенный жест. Том Кэрролл охотно задушил бы кузена. Но каким-то чудом тетушка Эмми не дрогнула.

Она даже прошла мимо Тома Кэрролла специально, чтобы посмотреть на шестерых негров в черных костюмах, уже готовых внести свой груз в церковь. Том Кэрролл тоже посмотрел. Среди носильщиков не было никого моложе сорока лет, их лица были серьезными и степенными, и что-то церемониальное в их манере странно поразило Тома. Они были печальны, но не смущены: они делали то, что считали правильным, и делали это естественно и чинно. Эта церемония запомнится навсегда, даже когда пройдет печаль.