Дядьки

До сих пор меня поражает тот факт, что Налик считался завидным женихом. Часто к моему деду подходили отцы девиц на выданье и закидывали всякие хитроумные удочки. Это обстоятельство выводило моего деда особенно сильно, так как напрочь опровергало его вердикт относительно полнейшей непригодности сына. А тут на тебе — пользующийся большим спросом жених!

Когда в армянской семье подрастает «плохой» парень, то все женщины рода возлагают надежду на его женитьбу, мол, семья, жена, дети, ответственность и дисциплина выведут на верный путь. Все так, коли был бы человек предсказуем, хотя бы как погода, но в том-то все и дело, что не может человек точно предсказать погоду, а человек человека тем более.

Когда подросшему Налику пытались напомнить о том, что он, дескать, в том уже возрасте, в котором в самый раз подыскать себе девушку, им овладевала слепая ярость. Данный процесс всегда начинался с крушения мебели и истошного крика, а заканчивался шантажом, представлявшим собой целую мистерию.

После прелюдии в виде разорения мебели Налик внезапно вскакивал на обеденный стол, демонстративно, как цирковой фокусник, извлекал из пачки «Космоса» сигарету, вертел ею перед исступленно взирающими на него сородичами, прикуривал и, одной рукой расправляя веко, другой приближал раскаленный конус уголька к обнаженному глазному яблоку.

— Ну че?! Ну че?! — остро, как скрипка Паганини, вопрошал он.

— Налик, Налик! Сынок, сыночек, — рыдала внизу его мать, и соответственно моя бабушка. — Налик, не разбивай мне сердце. Налик, иди ко мне, мой мальчик…

«Мальчик», успевший к семнадцати годам густо и повсеместно покрыться черной растительностью, точно зачарованный, соскальзывал со стола и, надломленно перебирая ногами, шел к матери, не сводя с нее осоловелого взгляда. Пробравшись сквозь тяжелое молчание выстроенных коридором родственников, подходил к ней, падал ниц и, обняв ее пухлые колени, начинал рыдать, выпячивая острые трясущиеся лопатки.

Сородичи медленно расходились, обдумывая детали скандала, которые, возведенные в кубическую степень, будут переданы близким и не очень людям, пропустившим такое зрелище.

А тем временем Наиль, точно врубелевский демон, недвижно восседал под тутовым деревом и на протяжении нескольких часов дотошно исследовал точку, лишенную пространственных координат, но обладавшую для него каким-то сакральным смыслом. Истинную природу странностей дяди Наиля так и не удалось никому постичь.

Дядя Наиль, дядя Наиль! Боже, каким великаном, сверхчеловеком он мне казался! Будучи ребенком, я куда больше постигал сущность этого маленького жилистого человечка, нежели без конца рассуждавшие о нем взрослые. Впрочем, взрослые никогда не приближались к истине ближе детей, а бесконечное говорение обо всем на свете лишало их рассудка окончательно. Уже тогда я понимал, что люди потому и треплют языком без остановки, что бессильны что-либо сказать.

Другие мои дядьки из арменикендского круга — все до единого — были выше и крупнее Наиля. Иные достигали двух метров в росте (впрочем, это были единственные вершины, покоренные ими), но великаном казался именно дядя Наиль. Рядом с Наилем они казались смешными и нелепыми, как мартышки в компании льва. Его все время переполняла какая-то нечеловеческая энергия. Он почти не стоял на месте, а когда все-таки замирал, то усиленно вращаться начинал окружавший его мир, дабы не нарушить равновесия сил.

Движение, покой и хаос — в этой триаде умещался весь Наиль, мой дядя. Ища покоя, он не переставал двигаться, пока не смешивал все в хаотичном кружении, а немного отдохнув, возобновлял свои поиски снова.

Наилю исполнилось восемнадцать лет, и отец, всегда презиравший сына за истеричность, но никогда не признававший своего участия в развитии оной, и пальцем не пошевелил, когда из военкомата пришла повестка на имя его чада. Бабушка Люся пыталась скандалить, даже отказалась от еды, но дед проявлял такие чудеса несговорчивости, что Наиль в конце концов был вынужден отдаться во власть непобедимой Красной армии.

Надо сказать, что дисциплина и дядя Наиль отличались друг от друга еще больше, чем атомы водорода и осмия в таблице Менделеева. А тут тебе — подъем на рассвете, отбой в разгар вечера. Сел — встал. Упал — отжался. Картошка, деды, чистка сапог, пришитые подворотнички, вонючие портянки, наряды вне очереди и так далее и тому подобное.

В столь диком для моего дядюшки месте оставался только один выход, чтобы не сойти с ума: найти близких по духу людей. А поскольку дух у дяди Наиля был скроен, скажем так, по уникальным лекалам, то он нашел себе приятелей по интересам, которые играючи уместились в одной колоде карт.