Дядюшка Наполеон (пер. Н.Кондырева, А.Михалев)

– Эх, зачем врать? До могилы-то… – и, показав пальцем на меня и Пури, продолжил: – Я сам-то не видел, но слыхать – слышал… Эти вот два барчука вроде пораньше моего услыхали…

Практикан обратился к Пури:

– Какой звук вы слышали? Похожий на взрыв обычной петарды или другого рода?

– Как от петарды, только…

Я вмешался:

– Нет, на петарду совсем непохоже было… Вроде бомбы грохнуло.

Практикан тут же повернулся ко мне:

– А где ты слышал взрыв бомбы? Отвечать быстро, немедленно, точно!

– В кино, в фильмах про войну… Ну, знаете, военная кинохроника…

Пури поспешно сказал:

– Вздор он мелет, больше всего похоже…

Но я не дал ему договорить:

– А вот и нет! Хотите, спросите человека, который здесь был. Об этом…

– Кого спросить? Отвечай! Быстро, немедленно, точно!

Пури понял мой намек и, чтобы заткнуть мне рот, смущенно проговорил:

– Ну, пожалуй, немного похоже на взрыв бомбы… Бам! Бам! – вот так.

Но Практикан не отставал от меня:

– Ну-ка говори, кого надо спросить? Ну? Живо отвечай, раз-два!

Мне пришлось сбавить тон.

– У Маш-Касема, – промямлил я. – Он ведь тоже поблизости был.

Тут завопил дядя Полковник:

– Сколько будет продолжаться эта комедия? Давайте ближе к делу!

Но Практикан, подражая своему старому начальнику, инспектору Теймур-хану, рявкнул в ответ:

– Тихо! Разговаривать во время расследования запрещено! Пока я не спрошу… Маш-Касем! Отвечай! Какого рода звук ты слышал?

Маш-Касем поднял брови:

– Зачем врать? До могилы-то… Как я собственными ушами слышал, звук этот, значит, был… вроде как пушка и ружье и бонба вместе трахнули… И на выстрел похоже, и на бонбу, и на рыканье тигра тоже… А еще вдобавок иростат гудел, понимаешь…

Асадолла-мирза со смехом прервал его выступление:

– Моменто, а может, еще звук кеманче[39] Абу-Ата сюда примешался?

Практикан бросил на него быстрый взгляд, но симпатия и даже любовь, постоянно выказываемая им к Асадолла-мирзе (причиной которых было дружелюбие самого князя) помешали ему перейти на крик. Он только с мягким упреком сказал:

– Ваше высочество, позвольте мне продолжать расследование.

Практикан опять нагнулся к земле со своей лупой, помедлил, а потом твердо заявил:

– Все совершенно ясно. Эта бомба относится к тому виду, который называют «гранада».

Дядюшка Наполеон с вытаращенными глазами привстал и быстро спросил:

– Чье производство?

Практикан почесал голову:

– Ей-богу… надо бы еще… Ну, либо бельгийское, либо английское… Одно время у англичан много таких было.

Дядюшка опять откинулся на подушку, которую подложили ему под голову:

– Теперь видите? Поняли теперь? Вы ведь убеждены были, что я ничего не понимаю, ну, теперь удостоверились?… Или сомневаетесь еще? Все считаете, что ненависть англичан ко мне – сказки? По словам Наполеона, глупость – вот что не знает предела.

Голос дядюшки становился все громче. Лейли жалобно воскликнула:

– Папочка, не надо волноваться, вам вредно… Умоляю, не волнуйтесь, пожалуйста!

Но возбуждение дядюшки не проходило.

– Когда я, несчастный, говорю, кричу, призываю, никто слушать не желает, никому дела нет, головы никто повернет…

От дядюшкиного рева зазвенели стекла, на губах у него выступила пена.

– Но… но… англичанам до меня не добраться… Я уничтожу… Спалю их всех… Пусть бомбы бросают, пусть гранаты… А-а-а…

Теперь он уже корчился в судорогах, закатив глаза, потом потерял сознание.

Все засуетились, загалдели. Но голос Асадолла-мирзы прорвался сквозь общий шум и гам:

– Да что же здесь творится? Хотите угробить старика?… Маш-Касем, бегом за Насером оль-Хокама!

Припустившись к выходу, Маш-Касем успел все-таки сказать:

– Говорил я вам, ваше высочество, дай я их перебью всех… Они самые враги господина и есть…

Присутствующие продолжали шуметь и суетиться, Лейли – рыдать, пока не появился доктор Насер оль-Хокама со своим саквояжем.

– Жить вам не тужить, жить не тужить, что случилось?…

Врачебный осмотр длился несколько минут. Все, затаив дыхание, не сводили с доктора глаз. Наконец он поднял голову и сказал:

– Жить вам не тужить, сердечная недостаточность! Надо срочно отвезти агу в больницу.

– А не опасно перевозить его в таком состоянии?

– Во всяком случае, не так опасно, как стоять сложа руки. Я сейчас сделаю ему укол, а потом повезем. Пошлите за машиной.

Два человека побежали за машиной, а доктор начал кипятить шприц. Лейли продолжала плакать. Дядюшкина жена, которая вернулась домой за несколько минут до случившегося, тоже рыдала.

Я, потрясенный и виноватый, стоял в стороне, когда Асадолла-мирза подошел ко мне и пробормотал мне на ухо:

– Стыдись, сынок! Смотри, какой переполох ты поднял из-за своей неспособности к одному короткому путешествию!

– Я откуда знал, дядя Асадолла…

– Теперь иди запасай ящик гранат… Потому что через три месяца здоровье этого осла мордастого поправится, и тебе надо будет опять бросать гранату. Еще через три месяца – другую, а там мало-помалу придется увеличить рацион, кидать по три, по четыре зараз.

– Дядя Асадолла, я принял окончательное решение, что…

– Что – прокатиться в Сан-Франциско? Браво, отлично… А ты не мог принять это решение на два дня раньше, чтобы не доводить старика до такого состояния?