Наташа пела так трогательно, так грустно, с таким чувством, точно она передавала не слова старинной, всем знакомой песни, а чью-то жизнь, чье-то горе. Да и действительно, ее собственная жизнь — одинокой девушки-сироты — была похожа на жизнь того дуба, который стоял, одинешенек, среди долины и которого никто не мог защитить он непогодушки…
Наташа устремила вдаль свои большие, задумчивые глаза и унеслась воспоминаниями, которые будила эта песня, в далекое прошлое. Голос девушки звенел, как серебряный колокольчик, и, казалось, плакал и жаловался на что-то… И вся душа ее выливалась в чистых звуках песни. Почти у всех подруг на глазах заблестели слезы, все были точно зачарованы…
Наташа кончила петь. Несколько мгновений длилось молчание.
Затем все кинулись к Наташе, стали ее тормошить, целовать, обнимать со словами:
— Как ты хорошо поешь! Как ты поешь!.. И чего ты скрывалась, Наташа? Такой талант, такой голос! Спой еще, душечка!..
Наташа точно очнулась и покраснела от смущения.
— Ну что вы, право, девицы, какая я певица? Я и песен никаких больше не знаю…
— Нет, Наташа, ты чудно поешь! И голос у тебя такой задушевный…
— А мы-то и не знали! И ты-то все таилась. Вот уж, правда, тихоня…
К девушкам подошла воспитательница и тоже похвалила Наташу:
— У тебя, Петрова очень развился голос… Право, жаль, если пропадет такой талант… Надо начальнице сказать… Учить бы тебя…
Застенчивая Наташа конфузилась, краснела и все время твердила:
— Нет, нет… Не говорите никому. Я ведь не умею петь. Ну какой у меня голос… Пожалуйста, не говорите начальнице. Мне так совестно…
Все-таки подруги упросили Наташу еще раз спеть «Среди долины ровныя». Кроме того, она спела «В селе малом Ваня жил» и старинный романс «Гляжу, как безумный, на черную шаль», который недавно услышала и запомнила.
Наташа сразу выросла в глазах подруг: ей заинтересовались, стали с ней ласковее и часто просили спеть.
Заставили ее петь и при начальнице. Та похвалила ее и тоже сказала: «У тебя, дружочек, развился премилый голосок. Надо бы учить тебя».
Пение сблизило Наташу с подругами, и ей легче жилось этот последний год, хотя душевной близости ни с кем не возникло и она по-прежнему для всех оставалась чужой.
Дядя Коля неизменно приходил по воскресеньям. Это вошло у них в обычай; только эти воскресенья и согревали душу девушки.
В одно из таких воскресений Наташа взволнованно рассказала Николаю Васильевичу:
— Чудеса, право, дядя Коля! У меня какой-то необыкновенный голос нашли… Все петь заставляют.
— Что ж, Наташечка, у тебя голосок — точно флейта. Разве не говорил я тебе, что ты певицей будешь?
— Ну какая я певица! Я так стесняюсь петь, руки-ноги дрожат… Я готова сквозь землю провалиться…
— И чего ты, Наташечка, конфузишься? Ведь пение — хорошо, пение — это дар Божий… И других порадуешь в грусти, развеселишь в горе.
— Все-таки мне как-то неудобно петь… Знаете, дядя Коля, на Рождество у нас будет праздник, придет наш благодетель, и я должна буду ему спеть…
«Благодетелем» в приюте называли старичка-купца, попечителя. Он помогал заведению деньгами, присылал детям гостинцы и изредка сам приезжал в приют.
— Это хорошо, Наташа, ты не бойся. Пой во весь голос. Голосок у тебя чудесный… Положим, я давно уже не слышал! А прежде ты хорошо певала…
— Страшно, дядя Коля… Кажется, у меня от стеснения и слова из горла-то не вылетят…
— А ты бойчее. Не бойся. Дело-то хорошее — других порадовать. Вот как, бывало, ты меня в моей горькой жизни утешала… Почем ты знаешь, может, этот ваш благодетель-то тоже невесело живет… Вот песня его и развеселит.
Наташа рассмеялась:
— Тоже сказали, дядя Коля, какая утеха в моем пении?
Монах улыбнулся: ему все-таки удалось развеселить и успокоить девушку.
— Ах, дядя Коля, как жаль, дяди Пети нет… А то вот мне надо бы теперь ленточку в косу и воротничок…
— Какую ленточку, Наташечка? Я достану, я могу… Право, могу, — засуетился Николай Васильевич.
— Мне совестно, дядя Коля. Мне надо черную ленточку. Где вы достанете? Вы себя обидите…
— Нет, я уж достану… Ты только объясни. Я в ленточках-то ничего не понимаю. Надо тебе быть при параде… Ты не беспокойся: ленточку я принесу. Это я могу и даже рад… Ты ведь никогда у меня ничего не просила…
Наташа сконфуженно объяснила, что ей нужно, и даже принесла образчик ленточки.
Годовой праздник приюта и елка всегда бывали в первый день Рождества. Все девицы волновались, когда готовились к этому дню. Для старшего класса это был последний праздник в стенах заведения, где девушки, в том числе и Наташа, провели целых десять лет. На празднике она должна была петь перед благодетелем и волновалась больше других.
Накануне праздника Николай Васильевич пришел замерзший, красный и принес Наташе ленточку, воротничок, а еще мыло и баночку помады.
— Ах, спасибо, дядя Коля! Только зачем же мыло и помада? — благодарно воскликнула девушка.
— Это, Наташечка, для красы. Помажь голову: лучше волоса блестеть будут… А мыло хорошее — от него лицо будет белое…
— Добрый, хороший вы у меня, дядечка! Один вы у меня — и друг, и отец, и все на свете!..