Человек способен адаптироваться почти ко всему, даже к нестерпимой, постоянной боли. Но то, что ощутила Цида в этот момент, невозможно описать ни одним человеческим языком. Люди не могут чувствовать такую боль — даже затуманенный разум девушки понимал это, настолько неестественно ужасающими были эти страдания. Охрипший, сорванный голос вновь огласил округу, перерастая в нечленораздельное, предсмертное бульканье.
Сила охотника не только в дальновидности, но и в способности быстро адаптироваться. Ослепить врага было ключевым решением — скрепя сердцем, Эвогатз в последний миг сбросил адаптивный панцирь, что был ему так дорог, использовав его как муляж собственного тела. И хоть Цида и успела оставить несколько колотых ран, охотник был жив. А пока слепое чудовище рвало пустой панцирь на куски, его владелец снова бросился в атаку. Вонзив в лежащую на заляпанном кровью тротуаре жертву свои монструозные когти, охотник, прилагая всю свою нечеловеческую силу, с хриплым рыком, что утонул в воплях Циды, разорвал несчастную надвое. Онемевшие от перегрузки мышцы тут же расслабились, а маленькие глаза закрылись, дабы не ослепнуть от брызжущей как из фонтана во все стороны крови. Из последних сил Эвогатз отпрыгнул назад, опасаясь ответного удара. Вдруг даже это не убило уже казавшуюся бессмертной девушку?
Но когда болезненный вопль утонул в хриплом бульканье, а затем сменился тишиной — охотник, наконец, смог облегчённо выдохнуть. Смахнув запачкавшую глаза кровь, Эвогатз посмотрел на разделённое пополам тело — пусть багрянец и хлестал из чудовищной раны в неестественных количествах, Цида не двигалась. Наконец, несчастная упокоилась.
— Невероятно… — только и смог выдавить из себя охотник, прежде чем нелепо упасть на широкие колени.
Он истекал кровью, лишился панциря, а тело держалось на пределе, но победа была в его лапах. Только сейчас Эвогатз начал замечать окружение: улица выглядела так, будто её бомбили кровавыми бомбами. Следы когтей на стенах и асфальте, поваленные фонарные столбы, обрушенные стены — всё было покрыто багрянцем в три слоя. Ни одно человеческое тело не вместит в себя столько крови — это охотник знал на собственном опыте. То, что он убил, лишь внешне было одним из людей. Таких живучих тварей Эвогатз ещё не встречал ни будучи человеком, ни превратившись в монстра.
Нужно было уходить, пока на звуки боя не пришёл кто — то, способный добить ослабшего Эвогатза. Но оставалось одно незавершённое дело — поглотить эту чудовищно сильную оболочку. Охотник облизнул забрызганную своей и чужой кровью морду в предвкушении, но здравый смысл одёрнул его.
— Источник её силы — боль, — размышлял он вслух, — Если я поглощу её…
Эвогатз застыл на мгновенье, задумавшись. Но уже спустя секунду его окровавленная фигура исчезла во тьме ближайшего переулка — он многому научился в этом бою, и этого достаточно. Слишком рискованно было пожирать эту проклятую оболочку. Теперь охотник спешил в своё логово — ему нужно восстановить силы и обдумать этот кровавый, во всех смыслах, бой.
Глава 11 — Megalomania
Судя по всему, Лаки знала город как свои пять когтистых пальцев — там, где Рэйнбоу сомневался, в какую сторону свернуть, девушка безостановочно неслась вперёд, таща за собой обгоревшего и не факт, что живого, товарища.
— Оторвались… Кажется… — облегчённо выдохнула Лаки, когда они с Вайтснэйком завернули в очередной узкий переулок, — Ну, давай, музыкантишка! — обратилась она к металлисту.
— А? — не понял Рэйнбоу. Он сильно запыхался, дотлевающий плащ пусть и не обжигал кожу благодаря системе, но отдавал неприятным жаром, — Что?
— Ты дебил или да? — взгляд девушки, казалось, просверливал собеседника насквозь, — Лечи давай этого малахольного своей музыкальной магией, пока он не откинулся!
— А, это… — Вайтснэйк обессилено сел на землю, опасливо оглядываясь по сторонам, — Я бы с радостью, но те два выстрела истощили мои силы… Полностью.
— И сколько тебе отдыхать надо, трудоголик? — тон Лаки сочился ядом.
— Не знаю. Может несколько минут, может — часов, — развёл руками Рэйнбоу.
— Блядство, — девушка раздражённо зашипела, а затем начала нервно шагать туда — сюда по переулку, — За это время он раз десять уже загнётся! Ты ТОЧНО ничего не можешь сделать?
— К сожалению, — страх за собственную жизнь понемногу начал отступать из разума металлиста, и на его место пришёл другой — страх за жизнь Луи.
Выглядел джазист ужасно: от одежды остались лишь вплавившиеся в кожу металлические элементы, латунный инструмент превратился в бесформенный металлолом, а само тело покрывал ровный слой уродливых, кровоточащих ожогов. С трудом в этом прожаренном куске мяса можно было разглядеть остатки лица когда — то привлекательного музыканта. Рэйнбоу приложил пальцы туда, где должна быть шея — сонная артерия слабо пульсировала. Стронгарм всё ещё был жив, но надолго ли? Проснётся ли он от этого болезненного сна? Да и дышит ли он в принципе?