Ди-Джей

Наплести в три короба, мол, увидел красавицу в вещем сне, находясь ещё на родине, и это настолько произвело на него неизгладимое впечатление, что, бросив всё, пустился в дальний путь с одним желанием: во что бы то ни стало найти свою вторую половинку и соединиться с ней в целое.

Дима: — Так. Хорошо. А она вообще теорию о половинках слышала? Вряд ли. Значит, предварительно следует скормить сказочку Платона. Ну а там по ходу дела можно будет и руки распустить. Эх. Бутылку шампанского бы в неё залить для смазки тормозов, да где его взять. Ладно. Пойдём пробовать.

Он подмылся с кувшина. Воды ещё хватило и на лицо с сандалиями. Отряхнул мокрыми руками рубаху со штанами от пыли, заодно использовав одежду в качестве полотенца, поправил тюрбан на голове, или как он тут у них называется, забыл уже, и двинулся на свой первый половой подвиг.

Собрав для антуража корзину, ну или не корзину, но очень на неё похожую плетёнку всяких вкусняшек, по его представлениям, вполне подходящим для светского, не обременяющего перекуса, молодой человек походкой самоуверенного самца направился в шатёр с блондинкой.

По выпученным глазам белокурой куколки, она явно не ожидала такого подвоха. Хотя, если б чуть-чуть подумала, то не удивлялась бы его визиту к ней в первую очередь. Ведь в списке жён самопровозглашённая принцесса и стояла первая. И, судя по расположению шатра, в ранге у старого хозяина занимала лидирующие позиции.

Вот только когда Дима, пристроив угощение перед ней, уселся рядом, то почувствовал, что белая и пушистая вовсе не удивлена, а напугана.

Дима: — Страх? Это хорошо. Это мы уже проходили.

Он не произнёс ни слова, войдя и раскладывая угощения. Просто снисходительно одаривал трясущуюся от страха девушку чрезмерно самоуверенной улыбкой Вседержителя. Закончив приготовления, молодой человек змеем искусителем подполз к ней поближе, заглядывая исключительно в глаза, что стоило ему нечеловеческих усилий, так как выставленные груди в боковом зрении, как магнит притягивали к себе внимание.

Хозяйка шатра, продолжая, находиться в состоянии жуткого перепуга, выпучив глазки, приоткрыв миниатюрный ротик с пухленькими, хорошо очерченными контурами губок-бантиком, часто, но поверхностно дышала. Когда Дима оторвался, наконец, от её глаз, то, лишь мельком скользнув по розовым соскам аппетитных грудей, заметил трясущиеся руки под ними, на автомате теребившие край одеяния.

Он неспешно взял её запястье и попробовал для начала притянуть к губам для великосветского поцелуя, но девица с таким остервенением вцепилась в свою одежду, что молодой человек понял: без применения грубой силы оторвать зажатый кулачок от ткани не получится. Либо руку с куском ткани, либо ткань с куском руки.

Дима: — Вот так бы и дал бы в лоб, чтоб расслабилась, — подумал он, но ни бить, ни выламывать руки всё же не стал, а вместо этого с мыслью, — А если так? — склонился, и нежно, на сколько получилось, поцеловал сначала один сжатый кулачок, а затем и другой, для симметрии.

Это возымело чудотворное воздействие. После первого поцелуя куколка-принцесса заметно вздрогнула и расслабила одну кисть, перестав ей дрожать. После второго вздрогнула идентично, только разжатая рука, словно атрофированная, безжизненно стекла между ног в область паха, где и замерла, будто отсохла от ядовитого лобызания.

Когда Дима выпрямился, увлекая отвоёванную конечность, то вновь взглянул в глаза красавицы. Белая и пушистая, по-прежнему продолжая таращиться, кажется, уже не дышала. И тут обольститель понял, что ещё чуть-чуть в том же ключе и объект уплывёт в дальние-дали бессознания.

Дима: — Э, э, кукла фарфоровая! Мы так не договаривались. Мне ведь тебя не просто поиметь требуется, воспользовавшись обмороком, а удовлетворить по самые «не хочу». Только попробуй вырубиться. И не заставляй меня лупить по твоим прелестным мордасам. Джей точно экзамен не зачтёт.

И для того, чтобы вывести прелестницу из полуобморочного состояния, он, наконец, решился заговорить. Тихим, как можно ниже по тону голосом, вплетая в звук хрипотцу и чувственное придыхание. При этом без зазрения совести, продолжая лобызать захваченную в плен руку, больше похожую на детскую, чем на кисть взрослого человека.

— Давным-давно на заре человечества, все люди жили цельными. Не было ни мужчин, ни женщин. Каждый человек сочетал в себе и то и другое. Он был на половину женщиной, а на половину мужчиной, и все создания того времени были счастливы.

Дима, конечно, плохо представлял себе гендерную теорию Платона. Так, только в общих чертах, по верхам, да и в этом мог соврать. Но вместе с тем понимал, что он тут не экзамен по древнегреческой философии сдаёт, а куда более крутой предмет — «телософию», вернее «втелосование» по Юнгу. А это вам не пестики с тычинками. Тут калибр куда увесистее. Поэтому врал от себя, как пописанному. Ничего другого не оставалось.