Доплыв под водой до глубины, он встал на дно и, помахав Суккубе, радостно предложил:
— Ныряй, Джей. Водичка — класс, как парное молоко.
Он даже в тайных мыслях приготовился лицезреть адское отродье, олицетворяющее разврат и похоть, голой, в чём бог создал, но обломался.
— Ты обалдел? — не осталась в долгу потусторонняя сущность, инфантильно загребая в ладонь песок и сыпля его обратно, имитируя песочные часы, — она же мокрая.
— Да ты чо? — принялся дурачиться купальщик, выпучив глаза и состроив верх недоумения на физиономии, чем только подтвердил в её глазах прозвище — дебил.
— Хватит придуриваться. Вылезай, давай, пока двести двадцать в воду не подала, — пригрозила Джей, по виду и интонации даже не думая шутить.
И Дима поверил. Настороженно заозирался по сторонам. Ища розетку с оголённым проводом и подгребая руками, поспешил на берег, ворча про себя о несправедливости этого и того миров по отношению к бедному ученику-третьекласснику.
Откровенно поносить адское создание он не решился, понимая, что Суккуба, дрянь нечеловеческая, и шутки у неё дурацкие. Ей ничего не стоит в качестве развлечения, не только напряжение подать, но и воду в кислоту преобразовать. После чего отправить его, горемыку, на очередное перерождение и заставить проходить эти адские круги мучений по новой. Так сказать, для закрепления пройденного материала.
Из воды он выскочил, как из кипятка, словно обварив задницу. И только отбежав на безопасное расстояние, замедлил шаг и, сделав круг почёта вокруг лыбящейся училки в пляжном балахоне, явно затевающей какую-то каверзу, постарался глазами найти свою одежду. И только не найдя, понял, каверза уже состоялась.
Суккуба не стала рассматривать жалкое ничтожество с жалкими зачатками на первичные половые признаки никчёмной особи, считающей себя самцом. Отвернувшись, вновь занялась игрой в песочнице, представляющей собой целый пляж. Она молчала. Молчал и Дима, продолжая соблюдать, как ему казалось, безопасную дистанцию и откровенно побаиваясь подойти поближе, ожидая очередной трёпки за косяки, которые отыскивал в памяти.
Он вспомнил своё непрофессиональное поведение с Пацанкой, когда, увлёкшись откровенным трёпом, совершенно не следил за развитием ситуации и абсолютно не контролировал процесс соблазнения. Он вообще про него забыл. Но тут же, поймав себя на мысли, что потусторонняя звезда адского порнобизнеса слышит все его мысли, как бы оправдываясь, высказался вслух:
— У меня были планы на секс, — тут же отчётливо припоминая первый спуск и мечты по поводу развода Пацанки на ленивое с его стороны совокупление, мол, он будет лежать бревном, а она на нём всё сама, от начала до конца.
— С ней? — оборотила Джей на вруна свой искривлённый лик с маской «не верю».
— А чо? — тут же принялся он, уподобляясь студенту, незнающему ответа на дополнительный вопрос, но пытающегося при этом придумать что-нибудь похожее на ответ, — её можно было взять на «слабо» или спровоцировать на «давай сама», сыграв на любопытстве «самайки», предложив ей свой орган размножения для тщательного изучения сначала вручную, а затем испытать его функционал в позе наездницы. Она же по-настоящему мужское достоинство толком и не видела.
Суккуба словоблудие не оценила, отвернувшись вновь продолжая увлекательную игру с песком и вглядываясь в водную гладь.
— Не видела, — несколько секунд спустя подтвердила она Димины предположения, — но пока бы ты до этого добрался, я бы состарилась.
Не поджаренный в электрической ванной в кислотном бульоне, довольный ученик облегчённо выдохнул. Экзекуция, кажется, не предвидится. И на радостях у него в голове возник сам собой вопрос:
— А сколько тебе лет? Ты ведь наверняка и так древняя.
— Я тебя предупреждала, червь, — неожиданно включив в себе ангельскую сущность, пророкотала Суккуба, — что ты не задаёшь вопросов по моему миру.
Дима аж вздрогнул и инстинктивно сделал шаг назад, но тут же обозлился за свою трусоватость и, ни с того ни с сего не желая прогибаться под эту сверхестественную сущность, принялся изображать из себя храбрую Моську:
— А при чём тут потусторонний мир. Этот вопрос касался исключительно тебя лично. Или у ангелов, как у женщин, интересоваться возрастом неприлично?
Суккуба встала, развернулась к нему и изобразила такую кровожадную улыбку, что Диму аж передёрнуло от омерзения. И он, понимая необратимость очередного возрождения, уже на полном серьёзе обозлился на своенравную училку, сжал кулаки, опустил голову и уставился на ненавистного истязателя исподлобья, изобразив матросика из песни «Врагу не сдаётся наш гордый Варяг».
Дима: — Стреляй, всех не перестреляешь. Насилуй всех не изнасилуешь. Хотя, пожалуй, тут я переборщил. Эта сможет и первое, и второе.
Но, несмотря на откровенное попрошайничество взбучки с перерождением, отродье разврата сквозь улыбку смерти ответило:
— Мне столько же, сколько твоей планете.