Девы

Как и Мариана, через год после смерти любимого Теннисон посетил Кембридж. Бродил по тем же улицам, где они ходили вместе, и ощущал, что «все так же, но не так». Стоял у комнаты, где раньше жил Галлам, и видел «чужое имя на двери».

И вдруг среди обилия стихотворных строф Мариана наткнулась на знакомые строчки, настолько известные, что они стали частью самого английского языка.

Не прекращаю горевать,

Но повторяю вновь и вновь:

Уж лучше потерять любовь,

Чем вовсе чувства не познать.

На глаза навернулись слезы. Она опустила книгу и взглянула в окно, но, поскольку уже стемнело, увидела лишь свое отражение. Смотрела на себя, и по щекам стекали крупные капли. «Что теперь? Куда идти? Что делать?»

Зои права: она действительно пытается спастись бегством. Но где найти приют? В Лондоне, в осиротевшем доме рядом с Примроуз-Хилл? Так ведь это больше не родной кров, а просто нора, в которую можно забиться…

Внезапно вспомнилось, что Зои сказала ей у церквушки. Племянница и здесь не ошиблась: Себастьян действительно хотел бы, чтобы Мариана осталась в Кембридже, чтобы она не отступала и боролась до конца.

Так что же?

Мысли снова вернулись к профессору Фоске и его речи в Мейн-Корте. Да, именно речи — слишком гладкой, явно заранее подготовленной и отработанной. Но у него есть алиби. А значит, Фоска, скорее всего, невиновен, если только он не заставил студентов его выгораживать, что вряд ли.

И все же…

Почему-то картинка не складывалась.

Тара утверждала, что Фоска грозился ее убить, и спустя несколько часов ее нашли мертвой…

Пожалуй, стоит задержаться на пару дней и выяснить детали отношений Тары и профессора. Ничего, Фоска потерпит.

Раз уж полиция им не заинтересовалась, то, в память о Таре, установить правду должна Мариана. Хотя бы потому, что больше некому.

Часть II

По-моему, психоаналитики не правы в том, что считают чувство скорби и страдания ошибкой, признаком слабости или даже болезни, тогда как благодаря скорби и страданиям людям открылись, возможно, величайшие в мире истины.

Артур Миллер

Свирепый Посейдон, циклопы, лестригоны
тебе не встретятся, когда ты сам
в душе с собою их не понесешь
и на пути собственноручно не поставишь.

Константинос Кавафис, «Итака»

1

Сегодня я вновь не мог заснуть, слишком был возбужден и взвинчен. «На взводе», как сказала бы мама. Поэтому, оставив тщетные попытки погрузиться в сон, отправился гулять.

Бродя по пустынным улицам города, я встретил лису. Застигнутая врасплох, она испуганно на меня уставилась.

Раньше я никогда не подходил к лисам так близко. До чего восхитительное создание! Какая шкура, какой хвост! А глаза, вперившиеся в меня… Я заглянул в них и… что же я увидел?

Сложно описать. Словно чудо сотворения мира, целая вселенная отразились в этих очах в то мгновение, словно я лицезрел самого Господа Бога. На секунду меня охватило странное ощущение присутствия чего-то неземного. Как будто бог стоит здесь, рядом, и держит меня за руку.

Внезапно я почувствовал, что всякая опасность миновала. На меня снизошли спокойствие и умиротворение. Гневная лихорадка отступила, сознание стало ясным. Вместе с восходящим солнцем во мне поднималось все лучшее, что есть в душе, просыпалось мое доброе альтер эго.

Но вот лиса метнулась прочь и исчезла. Солнце осветило горизонт. И бог пропал. Я вновь остался один, разделенный надвое.

Не желаю больше быть собственным двойником. Хочу стать цельным человеком.

Там, на улице, в ранних солнечных лучах, меня вдруг посетило ужасное смутное воспоминание: точно такое же утро. Заря. Тот же красноватый свет. То же чувство раздвоенности.

Это было давно.

Но когда?

И где?

Я понимаю: если приложить усилие, память вернется. Только надо ли? Отчего-то мне кажется, что я намеренно старался это забыть. Что же меня так страшит? Возможно, отец? Неужели мне все еще мерещится, что он вот-вот выскочит из-за угла, как персонаж-злодей в детском спектакле, и выбьет из меня дух?

Или я жду, что на мое плечо вдруг опустится рука полицейского? Может, меня пугает перспектива ареста и наказания — кары за мои преступления?

Чего же я так боюсь?

Ответ должен быть где-то на поверхности.

И я знаю, где искать.

2

На следующее утро Мариана зашла к Зои. Та была еще в постели.

Мариана раздвинула шторы, чтобы впустить в комнату солнечный свет. Стянув с лица маску для сна, племянница, сонно жмурясь и прижимая к себе зебру, уставилась на тетю. Она плохо выглядела: покрасневшие глаза, изможденный вид.

— Извини. Я совсем не выспалась. Снились кошмары.

Мариана вручила Зои кружку кофе.

— О Таре? Мне тоже.

Кивнув, Зои отпила кофе.

— Это все напоминает дурной сон. Не верится, что ее больше нет.

— Да…