– Вы правы. Мы сами готовим себе сущий ад. Следующая война дорого обойдется ее участникам. Предположим, что подерутся Франция и Италия, – тогда за каких-нибудь две недели не станет ни Рима, ни Парижа, ни Флоренции, ни Венеции, ни Лиона, ни Милана, ни Марселя. Они превратятся в отравленные пустыри. А военные корабли и войска, должно быть, не успеют сделать ни единого выстрела.
– Да. И это отлично известно всем правительствам. Я сам солдат, но никак не пойму, зачем они продолжают тратить сотни миллионов на армию и флот, которые, вероятно, вовсе и не понадобятся. Если будут уничтожены жизненные центры страны, нельзя управлять войсками и эскадрами. Долго ли продержатся Франция и Италия, если будут отравлены газами их крупнейшие города? Англия и Германия наверняка не продержались бы и недели.
– Ваш дядя, хранитель музея, говорит, что при нынешних темпах человек скоро снова превратится в рыбу.
– То есть как?
– Очень просто! Эволюция видов – от рыб к пресмыкающимся, птицам и млекопитающим – пойдет теперь обратным ходом. Мы снова становимся птицами, скоро будем ползать и пресмыкаться, а в конечном счете, когда суша станет необитаемой, вернемся в море.
– Почему бы всем сообща не запретить войну в воздухе?
– Как ее запретишь? – сказала Джин. – Государства не доверяют друг другу. К тому же Америка и Россия не входят в Лигу Наций.
– Мы, американцы, согласились бы ее запретить. Но наш сенат – вряд ли.
– Ох, уж этот ваш сенат, – проворчал Хьюберт, – тяжко вам с ним, должно быть, приходится.
– Еще бы! Он совсем как ваша палата лордов до реформы тысяча девятьсот десятого года. Вот эта утка, – Халлорсен показал на птицу, в самом деле непохожую на остальных.
– Я охотился на таких в Индии, – сказал Хьюберт, разглядывая птицу. – Она называется… позабыл. Мы сейчас посмотрим на дощечке – я вспомню, как только прочту.
– Нет! – заявила Джин. – Уже четверть четвертого. Наверно, он пришел.
Так и не установив породы утки, они вернулись в министерство иностранных дел.
Бобби Феррар славился своим рукопожатием: дернет вверх руку собеседника и бросит ее на весу. Как только Джин водворила свою руку на место, она сразу перешла к делу.
– Вы в курсе этой истории с требованием выдать моего мужа, мистер Феррар?
Бобби Феррар кивнул.
– Вот профессор Халлорсен, который возглавлял экспедицию. Хотите взглянуть на шрам, который остался у моего мужа?
– Очень хочу, – процедил сквозь зубы Бобби Феррар.
– Покажи, Хьюберт.
Несчастный Хьюберт снова закатал рукав.
– Как нельзя лучше! – сказал Бобби Феррар. – Я говорил Уолтеру.
– Вы его видели?
– Меня просил об этом сэр Лоренс.
– Что же сказал Уол… министр внутренних дел?
– Ничего. Он видел Зазнайку, но он не любит Зазнайку и поэтому подписал ордер на Боу-стрит[29].
– Как? Значит, его арестуют?
Бобби Феррар кивнул, разглядывая свои ногти.
Молодожены переглянулись.
Халлорсен угрюмо спросил:
– Неужели на них нельзя найти управу?
Бобби Феррар покачал головой; глаза его стали круглыми.
Хьюберт поднялся.
– Жаль, что я доставил всем столько хлопот. Пойдем, Джин!
С легким поклоном он повернулся и вышел. Джин последовала за ним.
Халлорсен и Бобби Феррар остались вдвоем.
– Никак не пойму вашей страны, – сказал Халлорсен. – Что еще нужно было сделать?
– Ничего, – ответил Бобби Феррар. – Когда дело дойдет до суда, представьте все доказательства, какие удастся раздобыть.
– Непременно. Рад, что познакомился с вами, мистер Феррар!
Бобби Феррар вежливо осклабился. Глаза его округлились еще больше.
Глава двадцать четвертая
Делу дали законный ход, и Хьюберт предстал перед судом на Боу-стрит. Сидя в зале суда вместе с другими членами семьи, Динни с молчаливым протестом в душе следила за разбирательством. Письменные показания шести боливийских погонщиков, утверждавших, что Хьюберт застрелил человека без всякого повода, устные показания Хьюберта, оглашение его послужного списка, освидетельствование шрама и показания Халлорсена – вот и весь материал, на основании которого судья должен был вынести приговор. Он принял решение: «Отложить рассмотрение дела до поступления дополнительных доказательств со стороны обвиняемого». Затем судья рассмотрел ходатайство о выдаче обвиняемого на поруки, – ведь основной принцип английского закона гласит: «Арестованный считается невиновным, пока его вина не доказана», – принцип, который так часто нарушается на практике; Динни затаила дыхание. Она не могла примириться с мыслью, что Хьюберт, который только что женился и считается невиновным, должен будет сидеть в тюремной камере, пока доказательства его невиновности не переплывут океан. Но в конце концов судья согласился принять крупный залог, предложенный сэром Конвеем и сэром Лоренсом, и, облегченно вздохнув, Динни с высоко поднятой головой вышла из здания суда. На улице ее догнал сэр Лоренс.
– Какое счастье, – заметил он, – что у Хьюберта такой правдивый вид.
– Наверно, все это будет в газетах… – сказала вполголоса Динни.
– На этот счет, моя прелестная фея, ты смело можешь прозакладывать шпоры, которых у тебя нет.