Девушка в полосатом шарфе

— Я купила другой мобильный. Этого у меня больше нет, так что зря звонишь.

— Что-то я не пойму.

— Да, это сложно понять, тем более что я уже в подробностях все объясняла.

— Когда?

— Когда звонила с вокзала и просила о помощи.

— Только не надо дешевой патетики.

— Нет. Не будет дешевой патетики.

— И что?

— И все.

— Что-то ты мне не нравишься, сестра.

— Взаимно. Петра, у меня сегодня очень занятой вечер, можно я пойду?

— Мстишь?

— Нет, говорю правду.

— Мстишь!

— Так я пойду?

— Хорошо, иди. Завтра после работы я к тебе заеду, и мы обо всем поговорим. Заодно поделишься новым номером.

— Завтра?

— Да. У Филиппа — вечерний сеанс у массажиста, и до одиннадцати я — совершенно свободная женщина. Только не говори мне, что завтра ты тоже будешь занята!

— Буду.

— Перестань! Наши отношения — чрезвычайно важно. Я не хочу, чтобы между нами бегали какие-то черные кошки. Неужели ты сможешь заниматься чем-то еще, зная, что я, возможно, на тебя обижаюсь?

— Конечно нет, дорогая.

Петра не заметила издевки в голосе сестры.

— Ну вот и замечательно! Договорились.

— Завтра я сама позвоню тебе днем.

— Зачем?

— Мало ли что…

— Эй, Кира! Не говори загадками! — с раздражением и досадой воскликнула Петра. — У тебя все в порядке?

— А тебе это правда интересно?

— Да, мне это интересно! В отличие от тебя — я интересуюсь жизнью своей сестры. И если бы тебе кто-нибудь отважился сделать предложение, я бы на твоем месте…

— Тогда можешь спать спокойно: теперь у меня все в порядке. Пока, Петра.

— Ты еще и вежливо разговаривать не умеешь! Завтра жди меня!

— Ага. Конечно.

Вот теперь ей точно захотелось плакать. Но не от предстоящего расставания с уютным домом, а от обиды. Какая эгоистичная и легкомысленная сестренка! А ведь в семье считается, что это она — Кира — человек, неспособный понять никого, кроме себя самой. Мама всегда ставила ей в пример Петру с ее «тонкой, чуткой и глубокой душой»!

— Что ж, как говорится — где тонко, там и рвется!.. — пробормотала Кира. — Хотя… к чему это я?

Сколько она себя помнила, домашние все время убеждали ее, что она, Кира, ничего не понимает в жизни, а Петра — да! Петра понимает больше всех. А Кире, будучи последовательным, вместе с душевной чуткостью Бог недодал еще и красоты. Благодаря родителям старшая дочь была убеждена, что у нее некрасивое, грубоватое лицо, а вот зато Петре досталась классическая внешность очаровательной славянки…

Кира подошла к зеркалу и долго всматривалась в свою мордашку с несчастными глазами, в которых уже начали скапливаться слезы.

Их папа был англичанин по происхождению, а мама — полячка. Кира унаследовала папино лицо: с прямыми линиями, четко очерченными губами и немного длинноватым, но тонким носом. И даже непослушные жесткие волосы, которые в юности у отца росли густой копной, пока он не начал их очень коротко стричь, тоже достались Кире.

Петра целиком и полностью пошла в мать. Она была настоящий ангелочек: с нежным голосом, белокурыми вьющимися локонами, правда, скудноватыми по сравнению с волосами старшей сестры, но зато красивыми. У нее всегда было немного надменное выражение тонкого личика, высоко поднятые бровки и сложенные бантиком губки.

Киру привыкли считать пацанкой, девушкой без возраста, несмотря на то, что она являлась старшей. А Петра пожинала все лавры их семейной женской красоты…

По-детски вытерев нос кулаком, Кира вернулась к чемодану, еще немного попрыгала, потом уселась на него, сложив ноги по-турецки и горестно подперев щеку рукой. Настроение было безнадежно испорчено звонком Петры. Ей уже не хотелось никуда лететь, не мила была уютная квартира, и даже перестал радовать новый мобильный телефон.

Нет, никогда они ничего не докажет своей семье! Даже если выпрыгнет из собственной шкуры. Даже если станет кем угодно — хоть президентом — родители лишь покачают головами и скажут, что это кресло больше подошло бы Петре, а Кира в нем — чистая случайность.

От этих мыслей плакать захотелось еще сильней. Она даже подумала, не сходить ли через дорогу к Берте, простив ей все грехи «яблочной» эпопеи. В окнах на первом этаже горел свет, а значит — хозяйка была дома, но… Кира тут же отбросила эти планы. Берта не утешит. Как не утешила бы и Мари, и все остальные.

Ей надоели полторы сотни ее приятелей и друзей разной степени близости, потому что все они одинаково думали, говорили одинаковые вещи, а если она спрашивала совета — предлагали ей одинаковые варианты. Хорошо, что они все ушли в прошлое вместе с мобильным телефоном!

Кира встала с чемодана и направилась к двери, по дороге спрашивая себя: что происходит? Но странное чувство толкало ее вперед. Вряд ли она приняла это решение сама, скорее — кто-то другой. При всей своей импульсивности и взрывном темпераменте Кира считалась робким человеком; но через пару секунд она уже стояла на верхней площадке подъезда, у двери Яна и давила на звонок, нетерпеливо пританцовывая от холода. Надо было догадаться на себя что-нибудь накинуть. Выпрыгивать в подъезд в одних шортах и майке с узкими бретельками — довольно безрассудный поступок…