Девушка в башне

— Это было после полуночи. Пару дней назад. До середины зимы, — она склонилась, ее кокошник опасно накренился. — Я проснулась… не помню, от чего. Звук…

Ольга недовольно фыркнула. Даринка нахмурилась.

— Не помню, — повторила она. — Я проснулась, все было неподвижным. Холодный свет луны проникал сквозь ставни. Я подумала, что что — то услышала в углу. Может, скреблась крыса, — Даринка заговорила тише. — Я замерла, одеяла были вокруг меня. Я не могла уснуть. А потом кто — то заскулил. Я открыла глаза, потрясла Настьку рядом с собой. «Настька, — сказала я ей. — Настька, зажигай лампу. Кто — то плачет». Но Настька не пошевелилась.

Даринка замолчала. Комната затихла.

— А потом, — продолжила Даринка, — я увидела блеск света. Не христианское сияние, холоднее луны. Это не был хороший свет огня. Сияние приближалось…

Даринка снова сделала паузу.

— А потом я увидела ее, — закончила она тихо.

— Ее? Кого? Как она выглядела? — закричал десяток голосов.

— Белая как кость, — прошептала Даринка. — Рот впавший, глаза — темные ямы, что могли проглотить мир. Она смотрела на меня, у нее не было губ. Я хотела закричать, но не могла.

Один из слушавших запищал, другие сжимали руки.

— Довольно, — рявкнула Ольга, отвернувшись от окна. Слово прервало истерику, женщины тревожно притихли. Ольга добавила. — Ты пугаешь моих детей.

Это было не совсем так. Старшая, Марья, сидела с горящими глазами. А вот Даниил держался за сестру и дрожал.

— А потом она пропала, — закончила Даринка, но ей не удалось изобразить спокойствие. — Я помолилась и уснула.

Она поднесла кубок вина к губам. Дети смотрели.

— Хорошая сказка, — сказала Ольга натянуто. — Но она закончилась. Перейдем к другим сказкам.

Она прошла к печи и села. Свет огня играл на ее косах. Снаружи быстро падал снег. Ольга не посмотрела в окно, но ее плечи напряглись, когда слуги закрыли ставни.

Больше поленьев добавили в огонь, комната согрелась, заполнилась сиянием.

— Расскажешь сказку, матушка? — закричала дочь Ольги Марья. — Расскажешь о магии?

В комнате зазвучало приглушенное согласие. Евдокия хмурилась. Ольга улыбнулась. Она была княгиней Серпухова, но росла далеко от Москвы, в глуши. Она рассказывала странные истории с севера. Аристократки, живущие между часовнями, пекарнями и башнями, были рады новизне.

Княгиня осмотрела собравшихся. Она горевала одна у окна, но теперь ее лицо изменилось. Фрейлины отложили иголки и устроились удобнее на подушках.

Снаружи шипение ветра смешивалось с тишиной бури, что сама была шумом. Внизу кричали, загоняя скот в сараи, укрывая от холода. Нищие на заснеженных улицах ползли к церквям, молились, чтобы прожить до утра. Мужчины на стенах кремля жались у жаровен, натягивали глубже шапки. Но в башне княгини было тепло, тут ждали в тишине.

— Тогда слушайте, — сказала Ольга. — В некотором царстве жили дровосек с женой в деревушке в большом лесу. Мужа звали Мишей, а его жену — Аленой, они были очень печальны. Они молились, целовали иконы, но Бог не даровал им детей. Времена были сложными, а у них не было детей, чтобы помогли им горькой зимой.

Ольга прижала ладонь к животу. Ее третий ребенок — безымянный незнакомец — пинался в животе.

— Одним утром после снегопада муж и жена пошли в лес за хворостом. Они собирали его в вязанки, отодвигали снег, и Алена решила слепить из снега девочку.

— Она была красивой, как я? — перебила Марья.

Евдокия фыркнула.

— Она была из снега, глупая. Холодная, неподвижная и белая. Но, — она посмотрела на девочку, — она точно была милее тебя.

Марья покраснела и открыла рот.

— Итак, — спешно продолжила Ольга, — девочка была белой и неподвижной. Но она была еще и высокой и стройной. У нее были красивые губы и длинная коса, Алена создала ее с любовью к ребенку, которого у нее не было.

— Видишь, жена? — сказал Миша, глядя на снежную девочку. — Ты все же сделала нам дочь. Это наша Снегурочка, снежная девочка.

Алена улыбнулась, хотя глаза ее были в слезах.

— Ледяной ветер загремел голыми ветвями, прибыл демон холода Морозко, посмотрел на пару и их снежную дочь. Говорят, Морозко сжалился над женщиной. Другие говорят, в слезах женщины была магия, она плакала над снежной девочкой, пока муж не видел. В общем, когда Миша и Алена собрались домой, лицо девочки стало румяным, а глаза — темными и глубокими, и живая девушка стояла в снегу, обнаженная, и улыбалась пожилой паре.

— Я буду вашей дочерью, — сказала она. — Если возьмете меня, я буду заботиться о вас, как о своих родителях.