Девушка сбитого летчика

Она недоуменно смотрит на нас, потом отступает, и мы входим. Она выглядывает за дверь, видимо, в поисках старшего сержанта Грабли. Баська уводит ее от двери и говорит тоном прокурора:

– Ты что, мать, совсем? Мы уже думали, сплела лапти!

Ольгица проводит рукой по лицу. Мне вдруг кажется, что она нас не узнает.

– Олечка, это мы! – повторяю я. Что говорить дальше, я решительно не знаю. Спросить разве, как здоровье?

– Кофе сделаешь? – бухает Баська. – С ликерчиком. Пошли, умоемся!

Она тащит Ольгицу в ванную. Та по-прежнему молчит, покорно идет за Баськой. Они скрываются в ванной, я иду в кухню. Шарю по полкам, нахожу кофе. Холодильник пуст, и я чертыхаюсь – не догадались купить хотя бы хлеба!

Я включаю кофеварку, опускаюсь на табурет. Кухня Ольгицы похожа на выставочный зал мебельного магазина – сверкает стеклом и хромом. Ольгица любит готовить… любила. И подробно рассказывать – сколько чего класть и как долго чтоб кипело, а мы выворачивали челюсти, удерживая зевки, и мысленно посылали ее… подальше.

Баська приводит умытую Ольгицу, усаживает на табурет, кивает мне:

– Принеси бутылку!

После секундной заминки я иду в гостиную, беру здоровенную бутылку виски. Баська на кухне уже разливает кофе. Она берет у меня бутылку, откручивает крышку и от души наливает виски в чашки. Сует Ольгице и приказывает:

– Пей!

Я пригубливаю – ох и гадость! Баська поддерживает рукой чашку Ольгицы. Та, зажмурившись, пьет, мелко глотая.

– Молодец, давай, давай! Еще чуть-чуть, до дна! – приговаривает Баська.

Ольгица допивает кофе. Баська заглядывает в чашку и говорит:

– Ну?

– Девочки… – выдыхает Ольгица. – Что мне делать? Меня все ненавидят! Соседи тычут пальцем, я боюсь выйти! Я даже не могу купить продукты! Меня арестовали, думали, это я… Волика, а теперь говорят, что он убивал… как же так, ведь его самого убили? Я ничего не понимаю!

– Успокойся, Оля, пока рано говорить. А люди всегда судачат, ты же знаешь. Может, переедешь к маме?

– Вы же знаете, мы с ней не очень… Она мне ни разу не позвонила. Мне теперь придется продать квартиру… если разрешат, и купить маленькую… – Ольгица трет лоб.

– Ну, я думаю, это не самое плохое решение, – осторожно замечаю я.

– Вы думаете, Волик виноват? – Она переводит взгляд с Баськи на меня.

Мы с Баськой переглядываемся. Сказать нам нечего. Бедной Ольгице отказано в утешении оплакать достойного человека, трагически ушедшего из жизни. Имя Волика будет проклято и предано забвению. Ольгица поменяет имя и никогда никому не признается, что была женой убийцы. А все ее золотые цацки, антиквариат, шмотки… Страшно подумать, что ради этого убивали! И с этим тоже придется жить…

– Я пойду работать, – говорит Ольгица. – Только вы меня не бросайте!

– Не бросим! – Баська обнимает ее за плечи. – Кем ты пойдешь работать?

– Медсестрой. У меня диплом медсестры, помните?

Мы переглядываемся. Когда это было!

– Савелию нужна секретарша, – вспоминаю я. – Хочешь, спрошу?

– Спроси, – говорит Ольгица неуверенно. – Но я не умею работать на компьютере.

– Что такое Интернет знаешь? Кухонные рецепты у тебя откуда?

– Но ведь для секретарш специальная программа, нужно уметь печатать, – неуверенно говорит Ольгица. – А я не очень…

Я вздыхаю с облегчением – кажется, она увлеклась, глаза заблестели, щеки порозовели. Кроме того, она опьянела.

– Девочки, я тут рядом гастроном видела, – говорит Баська. – Я бы чего-нибудь пожевала. – Она похлопала себя по животу. – Я быстро!

Она бежит в прихожую, и мы слышим, как захлопнулась дверь.

– Анечка, что мне делать? – Ольгица снова начинает плакать.

– Перестань реветь, – говорю я Баськиным голосом, с Баськиным интонациями. – Толку – реветь!

Говорят, окрик помогает больше, чем слюнявые утешения, но не все могут прикрикнуть. Баська может, я… не очень. Я испытываю чувство вины перед человеком, у которого горе… я боюсь обнаружить внутри себя гаденькое чувство: слава богу, это не со мной! Типичный рефлексирующий Водолей. Недавно прочитала в Интернете, что ученые, кажется английские, определили Водолей как самый паршивый знак – мол, способен на всякие гадости, а потом громко кается и бьет себя в грудь. Мне хочется обнять Ольгицу, погладить по головке… Я вспоминаю Лелечку, которая весь мир держит за неразумных младенцев, и говорю твердо:

– Жизнь продолжается, поняла? Мы с тобой… У нас есть Баська – направляющая и жизнеутверждающая убойная сила, а людям чихать, через месяц никто и не вспомнит. Тем более он хотел удрать без тебя. Ты тоже жертва!

Последнее звучит сомнительно, но сейчас любые средства хороши. Ольгица, приоткрыв рот, смотрит на меня во все глаза. Во взгляде ее – надежда, удивление, готовность верить… Самые внушаемые, как правило, самые неуверенные в себе, одинокие и несчастные, главное – не отбиться от стаи, чувствовать плечо и локоть…

– Поговори насчет работы, – говорит Ольгица. – Я буду стараться, честное слово!

Баська, нагруженная пакетами, появилась через двадцать минут. Грохнула продукты на стол, рявкнула:

– Подъем! Доставайте тарелки! Вылакали всю бутылку? Ну, алкашки! Анюта, тащи другую! Ольгица, где вилки?