Девушка с жемчужной сережкой

Выпрямившись, он посмотрел в угол, который я так тщательно прибрала, потом закрыл ставни на среднем окне, так чтобы комнату освещало лишь угловое окно.

Потом снял с себя халат.

Я испуганно переминалась с ноги на ногу.

Он снял шляпу и положил ее на стул, стоявший перед мольбертом, затем накинул халат на голову и опять наклонился к ящику.

Я сделала шаг назад и оглянулась на дверь. Катарина последнее время избегала подниматься по лестнице, но вдруг там окажется Мария Тинс или Корнелия? Что они подумают? Опять повернувшись к нему лицом, я уставилась на его башмаки, на которые вечером навела глянец.

Наконец он выпрямился и стянул с головы халат, растрепав волосы.

– Ну вот, Грета. Готово. Погляди-ка.

Он отступил от ящика и жестом предложил мне подойти к нему. Я не могла двинуться с места.

– Сударь…

– Накрой голову халатом, как сделал я. Тогда тебе станет лучше видно. И смотри туда под этим самым углом, а не то картинка перевернется вверх ногами.

Я не знала, что делать. При мысли, что я накроюсь его халатом и ничего не смогу видеть, а он в это время будет смотреть на меня, у меня подкосились ноги.

Но он мой хозяин. Я обязана выполнять его приказания.

Я стиснула зубы и шагнула к ящику – туда, где он приподнял крышку. Наклонившись, я посмотрела на квадрат молочно-белого стекла. На стекле виднелись какие-то неясные очертания.

Он мягко опустил мне на голову халат, так что он закрыл от меня свет. Халат еще хранил тепло его тела и пах разогретым на солнце кирпичом. Я оперлась руками об стол и на минуту закрыла глаза. У меня было такое ощущение, точно я чересчур быстро выпила кружку пива за ужином.

– Что ты там видишь? – спросил он.

Я открыла глаза и увидела картину, на которой не было женщины.

– Ой!

Я так быстро выпрямилась, что халат упал на пол и я наступила на него, попятившись от ящика.

– Извините, сударь, – пробормотала я, убирая ногу. – Я сегодня же выстираю халат.

– Не обращай внимания на халат, Грета. Что ты видела?

Я сглотнула. Я ничего не понимала и была немного напугана. То, что я увидела в ящике, было или дьявольское наваждение, или что-то католическое и мне непонятное.

– Я видела картину, сударь. Но она была меньше размером и на ней не было женщины. И все как будто поменялось местами.

– Да, изображение проецируется вверх ногами, и правая и левая сторона меняются местами. Для этого там вставлены зеркала.

Я не понимала ни слова.

– Но…

– Что такое?

– Мне непонятно, сударь. Как туда попала картина?

Он поднял и встряхнул халат. На лице его была улыбка. Когда он улыбался, его лицо становилось похожим на распахнутое окно.

– Видишь вот это? – спросил он, показывая на трубку, вделанную в меньший ящик. – Это называется «линза». Она сделана из специально обточенного стекла. Когда свет от этой сцены, – он показал в угол, – проходит через линзу и попадает в ящик, здесь воспроизводится изображение.

Он постучал пальцем по молочно-белому стеклу.

Стараясь понять, я так напряженно на него смотрела, что у меня на глазах выступили слезы.

– Что такое «воспроизводится», сударь? Я не знаю этого слова.

У него в лице что-то изменилось, словно до этого он смотрел поверх меня, а сейчас поглядел на меня.

– Это значит – рисуется. Как на картине.

Я кивнула. Мне больше всего на свете хотелось убедить его, что до меня доходит смысл его слов.

– Как широко раскрылись твои глаза, – вдруг сказал он.

Я покраснела.

– Да, сударь, мне говорили, что я имею привычку широко раскрывать глаза.

– Еще раз хочешь посмотреть?

Мне вовсе этого не хотелось, но я не могла в этом признаться. Подумав секунду, я сказала:

– Я погляжу, сударь, но только если вы выйдете из комнаты.

Это его, казалось, удивило и позабавило.

– Хорошо, – сказал он и протянул мне халат. – Я вернусь через несколько минут и, прежде чем войти, постучу в дверь.

Он ушел, закрыв за собой дверь. Я держала халат в трясущихся руках и думала, что, может быть, мне только притвориться, что я посмотрела в ящик. Но он поймет, что я солгала.

Кроме того, мне было любопытно. Без него я могла думать о том, что я там увижу, без особого страха. Я глубоко вдохнула воздух и посмотрела в глубь ящика. На матовом стекле мне было видно неясное отражение стоящих в углу предметов. Когда я накрыла голову халатом, картинка стала «воспроизводиться», как он сказал, все отчетливее – стол, стулья, желтая гардина в углу, стена с географической картой, керамический горшочек, поблескивающий на столе, оловянная миска, пуховка, письмо. Они все были «воспроизведены» на плоской поверхности матового стекла. Картина – и одновременно не совсем картина. Я потрогала стекло пальцем – оно было гладким и прохладным и на нем не было никаких следов краски. Я сняла халат, и картинка опять потускнела. Но я все еще ее видела. Я опять накинула на голову халат, закрывший мне свет из окон, и увидела яркие краски. Они казались даже ярче и сочнее, чем на самом деле.