Девушка с веслом

Сашка с бензоножницами в руках остался один на бескрайней плантации, придирчиво повторявшей все неровности ландшафта. В горах сотовая связь – ни «МТС», ни «Билайн» – не брала, и Сашка был для всего мира вне зоны доступа. Он срезал бока чайного ряда, заросшего бузиной, борщевиком, плющом и ожиной, вдыхая горький запах никших под ножницами трав, думая про то, что к концу лета, пожалуй, накопит на дешевенький мотоцикл (ножницы издавали мотоциклетные звуки), что очередной вокалист опять ушел из группы и вся подготовка к рок-фестивалю – коту под хвост. Музыка была отдушиной в Сашкиной жизни, хотя он понимал уже, что и на этом пути для него ничего, кроме подземного перехода, не светит.

Точно игла швейной машинки, Сашка выстрачивал по зеленой ткани плантации шов «зигзаг», обходя ряд за рядом, и прострочил уже половину горы. Пожалуй, он перегрелся на солнце, пожалуй, это был солнечный удар… Облачное лицо вздулось, искажаясь, кто-то, прямо на глазах, формовал в поднебесье могучую руку с непомерно вытянутым указательным пальцем. Сашка нажал на стартер, выключая ножницы, машинально проследил взглядом за старческим, искореженным подагрой перстом – и вдруг услыхал визг: таких страшных звуков не издавали даже Харука, Тырындычиха и Плоскорезка, работавшие одновременно. Сашка оглядел плантацию, вздыбившуюся в этом месте штормовым валом, никого не увидел и побежал, перемахивая через ряды, туда, куда указывала узловатая перистая рука.

Глава 5 Вот тебе, бабушка, и Юрьев день!

Манерный блондин и сплетник Генка Голоскокин, то и дело красневший и к месту и не к месту похохатывающий, был вовсе не тем, кем казался на первый взгляд: ему нравились девушки, и он был ценным работником – собранным, быстро соображающим, умеющим делать мгновенный выбор, причем всегда лучший, с попаданием в десятку. Как все честолюбивые студийцы – операторы, редакторы, режиссеры, – Генка мечтал о большом кино или, на худой конец, о центральном телевидении, а также – чем черт не шутит! – о театральных постановках. И если для шестидесятилетнего Брагинца, кумиром которого был Павел Лебешев, мечты так мечтами и остались, то Генка, которому пока не исполнилось сорока, все еще держал нос по ветру: для него кинофестиваль был последней попыткой прищучить удачу. Он с бейджиком на груди ходил на все кинопросмотры, где пытался завязать полезные знакомства. Его воодушевлял пример модного театрального режиссера Кирилла Серебренникова, ростовчанина, нынче сводившего с ума столицу, с которым Генка – кстати сказать, вместе с Кулаковым – дважды участвовал в конкурсе телефильмов «Лазурная звезда».

– Вот смог же он, Славыч, а мы чем хуже?! – вопрошал Генка, конечно, разумея под этим «мы» – себя. Кулаков давно понял тщету таких надежд.

Сейчас Генка, шагая по тропке вслед за Кулаковым, говорил, растягивая слова:

– Ой, Кулаков, ты слыхал, что бухгалтерия учудила? Они офигели совсем: отправляют десятину с наших доходов!..

– Какую десятину? – не понял Кулаков. – Куда отправляют?

– Какую-какую. – Ты что, маленький, Славыч? Десятую часть с доходов студии главбух отправляет своему черножопому гуру в Киев. Любка сейчас проговорилась…

– Не может быть!

– Точно! Там у них эта церковь, как ее, «Посольство Божье», базируется… Во главе, говорят, негритос нигерийский стоит, и у церкви десятки тысяч адептов!

– «Котлета по-киевски»!..

– При чем тут «котлета по-киевски»?.. – спросил Генка и, не удержавшись, хихикнул.

– Да нет, это я так, – спохватился Кулаков.

Опять затрезвонил мобильник: на этот раз звонила Ритка Надрага.

– Извини, Геныч, – кивнув на телефон, пробормотал Кулаков. Почему-то так выходило, что любое существо из мобильника, беспардонно влезавшее в разговор, получало пальму первенства, как будто техническое устройство переносило общение на более высокий уровень, а живые, рядом находившиеся люди могли и обождать.

Ритка официальным тоном сообщила, что его вызывает Председатель. Вот те раз – вызывает невидимка!.. Кулаков собирался сказать, что он на съемках, но, подняв голову, увидел в окне второго этажа (стеклянные зубцы уже вынули из рамы) Надрагу, державшую мобильник в горсти подле уха. Голоскокин меж тем открывал тяжелую дверь студии с вертикальной, похожей на скалку отполированной ручкой. Кулаков, разом преодолев три ступеньки и тоже ухватившись за желтую скалку, бросил Ритке:

– Иду…