Девушка с проблемами

— Ты сразу поняла, что ты нужна как химик? Об этом молчала, когда я просил рассказать?

Саша не повернулась к нему, не отрываясь от созерцания летящего за окном городского пейзажа, вздохнула и все же ответила:

— Да. Я проанализировала все варианты и решила, что этот самый вероятный.

— Ну и что? Я подозревал это с самого начала, ну промолчала, ну не доверяла мне, чтобы поделиться сомнениями. Ну и что? Это единственное, о чем ты умолчала?

Сашка не снизошла до ответа в этот раз.

— Что, дневники, записи существуют? — упрямо продолжил допрос Иван, заводясь понемногу. — Или существовали?

Снизошла. Но молча, покачала отрицательно головой.

— Тогда что? Кохнер все-таки синтезировал этот гребаный наркотик?! — разозлился Иван уже всерьез и повысил голос.

Вот что сидит тут, дуется, молчит?! Ему от нее тоже досталось по самое «не хочу»! Вытерпеть ее язвительность, уничижительный тон — еще то удовольствие! Молчит она, видите ли!

— Нет, — устало и без интереса к разговору ответила Александра, — его синтезировала я.

— Что-о?!

Завизжав тормозами, гуровский джип вильнул к тротуару и встал, вызвав истерические сигналы возмущенных водителей машин сзади.

— И что ты так возбудился? — ожила Сашка, тут же приходя в бойцовское состояние.

— Ты хоть понимаешь, что это значит?! — громыхал Иван возмущением.

— И что? — поинтересовалась она холодно.

— Кто об этом знает? — жестко, с металлом в голосе допрашивал Иван.

— Я, теперь вот ты.

— Кто еще?

— Никто, — огрызнулась Сашка, — знал только Герман Александрович, но он умер!

— Он мог кому-то сказать?

— Исключено! Что ты орешь на меня?! — проорала в ответ она.

— Я не ору! Я спрашиваю! — орал-таки Иван.

Полез в карман, достал сигареты, раздраженными движениями открыл окно и прикурил.

— Рука болит? — спросил неожиданно.

— Болит! У меня уже все болит! — пожаловалась агрессивно Сашка.

Он выбросил сигарету щелчком, не докурив и до половины, завел машину и не спеша двинулся вперед, вливаясь в поток.

— Те листы, что ты просматривала, твои? — уже спокойнее, без крика, но напряженно спросил.

— Мои.

— Как они могли попасть к Митрохину?

— Если я правильно поняла, самих листов у него не было, только фотографии.

— Да. Где и как он мог их переснять?

— Только один вариант — в кабинете Германа Александровича.

— Все? Сань, он мог переснять все листы и формулу конечного продукта? — строго допрашивал Гуров.

— Нет. Я получила синтез случайно, — понимая всю серьезность его вопросов, перестала вредничать она и объяснила: — Ну не совсем случайно, но работала я над другой задачей. Когда поняла, что немного не туда уехала и что может получиться в результате, увлеклась и доделала. Это описание симптоматики и действия на человека предполагаемое, никаких, естественно, исследований на человеческий организм не проводилось, только на мышках. Я описала ожидаемую реакцию на основании других исследований.

— «Раздвоение личности и осознание себя в обоих состояниях одновременно: в действительности подавляемая личность, и в нереальности — доминирующая личность. Нереальность является более яркой, с любыми вариантами проявления подсознательного индивидуального скрытого и подавляемого человеком комплекса, стремления. Достижение безмерной радости, эйфории, гиперудовлетворения, полного физического ощущения свершаемых в нереальности действий». Правильно цитирую?

— Правильно. Хорошая память.

— «Мгновенное привыкание к препарату и длительное, многочасовое воздействие». И это только небольшие цитаты! Ты понимаешь, что за такой продукт тебя на том свете откопают?! — почти кричал от возмущения Гуров.

— А нечего копать! — проорала Сашка в ответ.

Вдохнула, выдохнула, успокаиваясь, взяла себя в руки.

— Я рассказала Герману Александровичу, принесла ему описание и первую часть эксперимента. Как раз в это время Митрохин уж очень активно стал что-то вынюхивать, соваться везде, мы все, не сговариваясь, прятали от него записи, даже реактивы, он все время отирался возле Кохнера, как я понимаю, готовился к увольнению, крал все, что мог, особенно чужие работы. Но ведь никто и подумать не мог, до какой степени шпионства он дойдет! На следующий день я пришла к Кохнеру со второй половиной описания синтеза, с конечной формулой. Он при мне просмотрел, похвалил, напомнил, что я талантлива, и спросил, что собираюсь с этим делать. Я ответила — уничтожить. Он согласился, снова похвалил, напомнив помалкивать. Сказал: оставь вот эту интересную находку и эту, пригодится. Я оставила — в голове! И тут же при нем в тигле сожгла все бумаги, а реактивы я раньше все нейтрализовала, уничтожила! Все!

— Черновики, промежуточные рабочие записи? — строго спросил Гуров.

— В журнале исследования только те, что были в начале эксперимента, ну а когда я пошла дальше, уже ничего не записывала. Нет ничего!

— Есть, у тебя в голове! — не согласился он.

— И что? Ты хочешь меня предложить использовать родной конторе?!

— Саш, давай без бреда! Лады?

— Давай! А ты что пристал? Орешь, как скаженный!

— Испугался за тебя! — продолжать орать Иван.

— С чего бы? — не поверила Сашка.