Девушка с приданым.

– Да не знает она ничего, – возразила ее подруга. – Это в ней джин чудит.

– Джин! – завопила Дорри. – Джин! Ты думаешь, я не знаю, куда она уехала? Ошибаешься! Я все знаю!

– Доктор неплохо заплатит, если ты ему скажешь.

– Я ни за что не возьму его чертовых денег. Не возьму даже тогда, когда буду умирать с голоду, буду лазать по канавам в поисках выброшенной корки хлеба…

Старуха демонстративно рухнула на колени, но женщины подхватили и помогли ей подняться на ноги.

– Не будь полной дурой, Дорри.

– Даже если он вручит мне поднос, полный золотых соверенов, я скажу ему: «Вали отсюда, одноногий урод!» А потом я плюну ему прямо в бесстыжие его зенки! Он никогда не вернет себе Кейт Ханниген… никогда. А знаете почему? Она мертва, как дверной гвоздь!

– Мертва?!

– Да, мертва. Вы думаете, я пьяна? Думаете, во мне говорит джин? Но у меня голова свежая, как никогда… Она мертва. Если бы она была жива, то вернулась бы к своему чертову доктору. Но она мертва, жарится сейчас в аду, где ей и место.

Один из мальчишек, что тащились за Дорри Кларк, вдруг крикнул:

– Глядите, кто там идет!

Он слегка тронул ближайшую к нему женщину за локоть и указал другой рукой на трамвай, остановившийся на противоположной стороне широкой улицы.

– Боже мой! Вот неожиданность!

Дорри Кларк часто заморгала подернутыми туманом опьянения глазами. Ее нижняя челюсть отвисла и непроизвольно задвигалась туда-сюда. Высокая женщина в сопровождении девочки прошла мимо них. Старуха медленно сползла по стене на мостовую.

Возвращение

Энни лежала, ожидая, когда зазвенит будильник. Уже несколько дней подряд она просыпалась задолго до его звонка и лежала в постели, вспоминая север и Роузи Маллен… Утром на прошлое Рождество они с подругой ходили в Джероу собирать дрова. Ночью тогда был сильный прилив, а когда он отступил, на берегу осталось лежать много разных деревянных обломков, не говоря уже о другом мусоре, вроде кочанов гнилой капусты. Тогда они вдоволь повеселились. Вдруг девочке показалось, что ей в нос ударила жуткая вонь гнилой капусты… Наверняка показалось. Кейт часто убирала и мыла полы, но в доме вечно стоял неприятный кисловатый запах гниющей капусты.

Энни успела забыть лицо Роузи Маллен. Она помнила коренастую фигуру подруги, а вот лицо… лицо забыла. Встретятся ли они еще? Энни скучала по своей подруге и по всему тому, что окружало ее в прежней жизни. Она вспоминала доки, отмели на берегу реки, район Пятнадцати улиц, церковь на Боро-роуд и детей, с которыми играла. Дети в городе святого Леонарда совсем не походили на детей, живущих на севере. Они разговаривали со странным акцентом, играли в незнакомые Энни игры, а те, кого считали бедными, были на бедных совсем не похожи. Одна девочка провела ее по старой части Гастингса, который находился от Сент-Леонардса примерно в таком же удалении, как Тайн-Док от Шилдса. Там она показала Энни местные трущобы. Это были вполне приличные дома, старые, но опрятные. Некоторые она сочла даже красивыми. Энни не верилось, что живущие в них люди могут быть бедными; по крайней мере, их бедность не имела никакого отношения к бедности, которую она знала дома, на севере. Ей хотелось поговорить с Кейт об этом, но при упоминании о севере ее мать всякий раз переводила разговор на другую тему.

На прошлой неделе, когда у Кейт выдался свободный вечер, они вместе стояли на набережной и смотрели, как лунный свет сверкает серебром на воде.

– Как красиво! – сказала тогда Кейт.

– Помнишь свечение, которое ночью поднималось над Джероу из труб доменных печей? – спросила Энни.

Мать ничего не ответила, и остаток прогулки они промолчали, а ночью девочка слышала, как Кейт плакала в подушку. Она часто тихо плакала по ночам, а Энни лежала и делала вид, что спит. Слезы матери воздвигали барьер из душевной боли, и Энни не имела сил его преодолеть.

В Лондоне они спали в отвратительном полуподвале дома, в котором работала Кейт. Даже ночью людские ноги то и дело мелькали мимо зарешеченного железными прутьями маленького оконца. Кейт часто плакала, ее лицо постоянно казалось опухшим от слез. В комнате была ужасная влажность. Кейт вспоминала, как почувствовала себя неважно однажды вечером. Засыпая, она испытывала ноющую боль в груди. Очнулась она уже в больничной палате. Рядом лежало много больных детей. Когда Кейт полегчало, она решила не возвращаться обратно, а нашла работу вот в этом доме, в котором пахло квашеной капустой и который был захламлен старой громоздкой мебелью и тяжелыми картинами.