Девушка с белым лицом

- Да не может она быть мертвой, - будто уговаривая саму себя, с капризной интонацией в голосе проговорила Элли.

Я кивнул, соглашаясь с ней. Пусть уговаривает и меня тоже, вдруг у нее получится?

- Мертвые среди живых не живут… Мертвые вообще не живут… Эта Рита сама назвалась Ритой?

- Сама, - буркнул я.

На часах уже половина четвертого, за окном светло, как утром, но плотные шторы не пропускают солнце, в комнате - ночной сумрак. А в голове и вовсе тьма кромешная. На душе тяжесть, но алкоголь в крови обезболивает, снимает угрызения и находит оправдания. Элли пришла сама, разбудила не меня, а мои мужские инстинкты… И все же я чувствовал вину и даже порывался ехать домой, но так не хотелось подниматься, вызывать такси. Это ведь машину здесь придется оставить, потом возвращаться…

- И твоей дочерью тоже назвалась.

- У нее нет матери…

Я сморозил чушь, но так лень было шевелить языком, отказываясь от своих слов.

- Так не бывает. У каждого человека есть папа, мама, дедушка и бабушка.

- Дедушка, - кивнул я, вспомнив рослого пожилого мужчину с массивной головой на сильной шее, которого видел во дворе своего дома.

Я тогда был под впечатлением от разговора с Ритой и принял его за ее дедушку. Про мать она тогда не говорила, а за дедушку разговор был. Из дома она сбежала, а дедушка ее искал. Строгий дедушка, можно сказать, деспот… На самом деле, она сама искала - Антона Каплунова. И она его нашла. А дедушка убил…

И Рита неживая, и дедушка умер, но можно ли в это верить, вот в чем вопрос? Рита научила меня верить, но я все же сомневался. И даже сопротивлялся.

И Вика сопротивлялась, даже человека своего в Радимово отправляла, узнать, вдруг у Лены была дочь от отчима… А может, отчим и есть тот самый дедушка, о котором говорила Рита… Ну, так отчим вроде бы погиб в шахте… Но разве он не мог ожить, как Лена?… А мужик этот, Артем Васильевич, судя по всему, физически сильный…

Этот же дедушка мог оприходовать Сашу, которого Вика отправляла по мою душу. Пока Рита держала меня под наблюдением, дедушка допрашивал его, нащупывая подступы к Вике, а может, он и вовсе навел прямой мост к своей крестовой даме. Не могла Рита убивать, значит, с жертвами расправлялся кто-то другой, даже Вика это понимала.

Надо бы и мне съездить в Радимово, вдруг я смогу отыскать живой след мертвого Артема Васильевича. С этой мыслью я и заснул.

Проснулся утром, в половине девятого. В комнате никого, только смятое место на кровати слева от меня. Ушла Элли, туда ей и дорога.

Я быстро оделся, нащупал в кармане документы и ключи от машины, осторожно выглянул за дверь - никого. В прихожей в ящике для ключей я нашел брелок с четырьмя красными кнопками, с ним и вышел во двор. По пути к своей машине нажал на одну кнопку и увидел, как открываются ворота.

Автомобиль стоял носом к дому, открывая дверь, я глянул на террасу, с которой только что спустился, там стояла Татьяна Викторовна. Она угрюмо смотрела на меня и с немым укором качала головой. Да я и без этого чувствовал себя виноватым - и перед ней, и перед Элли, но в первую очередь перед Ритой. Но здесь, в этом доме, я каяться не хотел, поэтому бежал так же позорно, как нашкодивший кот.

По пути к дому я дал себе обещание не прикасаться больше к спиртному, осталось только заверить свои слова клятвой, но на ум пришли вчерашние намерения. Надо ехать в Радимово, искать живые следы. Но это же так далеко, да и кого я там найду? Может, лучше пройтись по финансовым колледжам, узнать, где училась Елена Тихомирова, с кем дружила, кого любила… Может, был в ее жизни мужчина, о котором не смогла узнать Вика…

Но сначала я должен был привести себя в порядок. После вчерашнего возлияния это будет непросто. Мне повезло: я избежал возможной встречи с дорожно-патрульной службой, без приключений добрался домой. Там, первым же делом встал под холодный душ, взбодрил себя, привел в тонус мятую кожу лица. Но ехать никуда не хотелось, и я придумал себе дело - убраться в квартире, разложить по местам разбросанные вещи.

Только я взялся за дело, как в дверь позвонили. С досады я клацнул зубами. Наверняка Элли пожаловала. Сегодня ночью она убеждала меня держаться вместе, и я, будь неладен коньяк, с ней фактически согласился.

Но за дверью стоял следователь Черепанов. Он был один, внешне спокойный, но внутренне напряженный. И без того тяжелые щеки стали еще массивней, они практически закрывали уголки губ.

Я открыл дверь, Черепанов, нахмурив брови, надвинулся на меня с таким видом, будто собирался взять за грудки. Я подался назад, освобождая проход.

Черепанов не спрашивал, можно ему зайти или нет, он пер как танк, но я и не думал становиться у него на пути, поскольку и сам хотел поговорить с ним. Неплохо было бы на повышенных тонах. Черепанов этого заслужил, а меня так и подмывало сказать ему несколько «ласковых» слов.

Я закрыл за ним дверь, он резко повернулся ко мне, замахнулся, но не ударил. Кулак уперся в дверь в нескольких сантиметрах от моей головы.

- Рассказывай! - потребовал он.

- Что рассказывать?