Девушка под сенью оливы

– Так это все же ты ! – проговорил он громким шепотом. – Я с самого начала заподозрил неладное! Как только увидел твою согбенную фигуру, торчащую в углу. Боже мой, Пенни! Как же ты мне осточертела! Но, слава богу, хоть жива! Мне говорили, что тебя взяли в плен и отправили в Афины. Но ты же у нас не из тех, кто бросается выполнять чужие приказы. Словом, ты опять как-то улизнула, на сей раз уже от немцев.

– Тише! Прошу тебя! – Она бросила на Брюса умоляющий взгляд. – Меня зовут Афина. Я греческая медсестра. И говорю только на греческом.

Он сжал ее руку и притянул к себе.

– Скажи, как ты?

Неожиданно в комнату зашла Тассия да так и застыла на месте, разинув от удивления рот.

– Вот так да! Как погляжу, вы времени даром не теряете!

– Нет, это совсем не то, о чем вы подумали! – Пенни отпрянула от Брюса как ужаленная. – Просто я узнала в Панайотисе одного из своих бывших пациентов, я тогда работала в клинике Красного Креста.

– Именно! – согласно закивал головой Брюс. – Она была ужасно строгая. Но хорошая медсестра при всем при том! Так ты по-прежнему работаешь в клинике, Афина?

– Нет, я сейчас подвизаюсь в монастыре. Выхаживаю сирот, помогаю молодым матерям. Вот разыскиваем с сестрой Мартиной родственников наших сирот.

– Никогда бы не поверил, что Афина подастся в монахини! – рассмеялся Брюс. – Однако в наше время можно ждать любых чудес!

Пенни быстро прошмыгнула назад к Мартине. Та лежала, открыв глаза.

– Как вам? Полегчало? Нам пора двигаться в обратный путь. Здесь слишком много людей, может быть небезопасно, – прошептала она, наклоняясь к больной.

Мартина в изнеможении откинулась на одеяло.

– У меня такая слабость, что я не могу даже встать с кровати.

– Какой обратный путь, Афина? – удивилась Тассия, входя за ней следом. – Завтра же Рождество! Надо приготовить праздничный обед. Правда, запас невелик, ну да управимся как-нибудь. А вам надо сходить в церковь к отцу Георгию. И больше мне никаких зажиманий по углам с Панайотисом! Стыд и срам, святая женщина! Этого красавчика я приберегу для одной из своих дочерей!

2001 год

– Вот где-то в этих местах я встретила Рождество 1941 года. – Я отрешенно смотрела на деревенскую площадь с белокаменной церковью посредине. – А потом тут такое началось…

Лоис и Мак окинули меня удивленным взглядом, словно увидели впервые.

– А этот Панайотис? Ты никогда о нем раньше не упоминала, тетя.

– Разве? Ты, наверное, просто прослушала. Это мой старый друг Брюс Джардин. Уолтер и Эффи тоже дружили с ним. Это он еще в Шотландии много лет назад придумал мне прозвище «горная козочка». Что ж, мы тогда все тут работали под другими именами.

– Вы были любовниками, да? – не унималась Лоис. – А ты, тетя Пен, оказывается, самая настоящая роковая женщина.

– Ну-ну! Попрошу без грубостей! – усмехнулась я, давая понять, что прямолинейность Лоис меня совсем не обидела. – Разве дама может задавать столь бестактные вопросы другой даме? И тем более ожидать на них прямых ответов. Но если тебе так уж любопытно, моя дорогая, то скажу лишь одно: я не всегда была похожа на печеное яблоко. А потому тоже успела получить от жизни свою порцию радостей.

В глубине души я совсем не была уверена, что захочу поделиться со своими родственниками воспоминаниями о тех радостях.

– Ах, тетя! Как же это все похоже на кино! Очень интересно! Продолжай, прошу тебя!

– Быть может, ваша тетя не желает откровенничать в присутствии посторонних, – подал голос Мак.

– Очень резонное замечание, Мак! – похвалила я нашего гида за сообразительность. Он вообще существенно вырос в моих глазах за последние несколько дней. – Однако не пора ли нам к ленчу, дорогие мои? На сегодня ограничимся только началом истории. А продолжение последует тогда, когда я буду к этому готова. Договорились?

Позднее, сидя возле водопада Аргируполис, наслаждаясь живительной прохладой и любуясь мириадами брызг, переливающимися на солнце всеми цветами радуги, я вдруг подумала, что потоки воды, сбегающие вниз по скалам, стремясь поскорее укрыться в тени сосновых рощ внизу, так похожи на мои собственные мысли.

В жизни каждого человека бывают мгновения слишком прекрасные, слишком сокровенные, чтобы делиться ими с кем-то еще. Иной раз даже воспоминания о таких мгновениях вызывают глухую боль. Хотя бывает и наоборот. Ведь что спасает в бессонные ночи, когда на тебя давит груз прожитых лет, когда душа томится, не зная покоя? Хорошие воспоминания. Именно они спасают, умиротворяют и дают отдохновение измученному сердцу, и ты цепляешься за эти воспоминания и выныриваешь из бездны былого.

В этих благословенных местах мне довелось пережить все. И счастливые моменты, и трагические события. Долгие годы я хранила воспоминания о них в самых дальних уголках своей памяти, словно в запечатанной наглухо коробке. И вот пришла пора распечатать эту коробку. Итак, несколько месяцев сравнительно спокойной и безопасной жизни в монастыре окончились, когда я отправилась в горы с очередной миссией. Все завершилось как-то стремительно и сразу.

Декабрь 1941 года