– Надо договориться о встрече… Это касается… – Но в это время трубку подняли, и Эмма, услышав сонный голосок Нади, представилась и выдержала паузу, давая Курочкиной возможность вспомнить ее. Но пауза получилась очень короткой, поскольку Курочкина почти сразу же ответила:
– Эмма! Вот так да! Ты откуда? Ты что, в Москве?
– Нам надо срочно встретиться…
– У тебя что-нибудь случилось?
Эмма нарочно не называла ее по имени, боясь, что Надя «обслуживает» и Валерию, да и на гинекологическую тему при Лере говорить не хотела, поэтому старалась произносить более-менее нейтральные фразы…
– Мне нужно, чтобы ты сделала для меня то, что и в нашу последнюю встречу.
– Я поняла. Тебе неудобно говорить? Хорошо. Подходи завтра, я тебя осмотрю…
– А это никак нельзя ускорить? Ты бы все приготовила, а я бы пришла, и все…
– Но ведь я должна осмотреть тебя, быть может, тебе надо «отдохнуть» от спирали…
Эмма смотрела на рисунок на обоях и думала о том, как иногда судьба женщины зависит от каких-то железок… Ведь если Курочкина не сможет завтра поставить ей внутриматочную спираль, то один бог знает, как ей придется уговаривать Прозорова завтра вечером, чтобы не лечь с ним в постель. А ведь он только об этом и думает… И если сегодня ей удалось избежать этого, то в следующий раз может произойти все, что угодно… Она знала, каким он может быть, если ему отказать. Он найдет тысячи способов, чтобы добиться своего. Страсть, которую Прозоров испытывал к Эмме, была его самым уязвимым местом. И навряд ли Валерия в этом смысле имела над мужем такую же власть, как Эмма. Ее сильной стороной были дети. Быть может, поэтому Прозоров и сказал Эмме, что стоит ей решиться родить от него ребенка, как он разведется с Валерией и женится на Эмме, ведь в таком случае Эмма станет для него просто идеальной женщиной, с которой они будут связаны не только страстью, но и общим ребенком. А Валерия полностью посвятит себя воспитанию детей и отойдет в сторону. Эмма была уверена, что эгоизм Прозорова в этой ситуации заявит о себе в полной мере.
– Эмма, ты меня слышишь? – словно издалека донесся тоненький голосок Курочкиной. – Нас, кажется, прервали…
– Мне НЕОБХОДИМО это сейчас…
– Да я все понимаю, я постараюсь… Подъезжай ко мне часа в три, хорошо? Раньше я все равно не смогу, у меня не будет кабинета… Запиши, кстати, мой рабочий телефон, он изменился…
– Говори, я записываю… – Эмма записала номер. – Спасибо. Тогда до завтра. – И положила трубку.
– У тебя проблемы? – спросила Лера, которая, пока Эмма разговаривала по телефону, успела перемыть посуду и заварить чай.
– Нет, просто мне обещали достать кое-какие витамины… для Сережи…
– Так мы встречаемся с тобой завтра или ты собралась уже куда-то пойти?…
– Это минутное дело…
– Когда за тобой заехать и куда? Я же не знаю твоего адреса.
– Мы сделаем так: я позвоню тебе в половине четвертого и скажу, где мы с тобой встретимся. Если же…
– Никаких «если»… – произнесла Валерия тоном, не терпящим возражений. – У тебя же все равно никого нет…
И тут Эмма все поняла. Она поняла, почему Лера так старается познакомить ее с каким-то мужчиной: она ревнует ее к Прозорову. А как иначе можно объяснить ее ну просто патологическое стремление уже завтра, не откладывая ни на один день, устроить эту встречу?! Неужели она заметила, как Володя весь вечер смотрел на Эмму? Что это – инстинкт самосохранения? А так она познакомит Эмму со своим знакомым, который наверняка является и приятелем Прозорова, внимательно проследит за развитием их отношений, и в случае, если тот мужчина и Эмма «подойдут» друг другу и захотят встречаться, кто в первую очередь испытает облегчение? Конечно же, Лера. Эмма будет на виду. Она будет занята. «Неужели Валерия что-то чувствует?..»
– Договорились, – пробормотала Эмма, устало поднимаясь. – А теперь мне пора. Я уже и так засиделась…
– Но мы же еще не пили чай?
– А по-моему, уже пили… Мне пора, я устала…
Лера позвала Прозорова, который пришел в кухню с обиженным выражением лица и демонстративно громко вздохнул:
– Вам не показалось, что вы проговорили здесь больше часа?
Эмма не узнавала его. Здесь, в этих стенах, он вел себя совершенно иначе, чем там, в Мюнхене. Здесь ему приходилось играть, и она это очень хорошо чувствовала. Все эти ужимки и гримасы, вздохи и дежурные словечки выглядели настолько пошло и неестественно, что она едва сдерживалась, чтобы не расхохотаться и не позволить себе один из интимных жестов: щелкнуть Прозорова по лбу, например… как было заведено В ИХ СЕМЬЕ… Существовало ДВА Прозоровых, а она и не знала…
В машине он чуть не изнасиловал ее. Она пробовала превратить все в шутку, но он словно с ума сошел… И тогда она ударила его. Нечаянно. Она хотела просто схватить его за плечи, но рука сорвалась и попала ему прямо по лицу. Он тотчас отпрянул, схватился за щеку и замотал головой.
– Ты что? – услышала она его тяжелое дыхание и прерывающийся голос. – Что я такого тебе сделал?..