— Не думай сейчас об этом, — сказала Асунсьон. — Главное, что мы любим друг друга. А потом обстоятельства подскажут, как нам поступить. Во всяком случае, я готова согласиться с любым твоим решением и пойти за тобой, куда скажешь.
Приехавшей племяннице она представила Шанке как своего возлюбленного, с которым намерена идти рука об руку всю жизнь.
Мария была потрясена смелостью и решимостью Асунсьон. Вот достойный пример, как надо бороться за свою любовь! А она, Мария, смалодушничала, смирилась с ситуацией, надеялась ужиться с Гонсало — даже теперь, когда умерла мать, и эта жертва уже ни к чему…
— Я во что бы то ни стало разыщу Энрике! — сказала она Асунсьон. — На коленях буду просить его о прощении. Не сомневаюсь, что он поймет меня и простит. Мы еще сможем быть вместе!
— Что ж, я рада за тебя, — поощрила ее намерения Асунсьон. — Ты, наконец, стала взрослой.
— Да, я на многое теперь смотрю иначе, — согласилась Мария. — И все же не могу понять Викторию. Как она посмела не отдать мне записку Энрике, помешать нашей встрече?!
— Прости ее, Мария. Она сама давно влюблена в Энрике.
— Что? Ты знала это? — изумилась Мария. — И молчала?
— Виктория открыла мне свою тайну накануне помолвки, — пояснила Асунсьон. — Помнишь того таинственного незнакомца, в которого она влюбилась с первого взгляда, — «генерала ее мечты»? Так вот это и был Энрике.
— Боже мой! — схватилась за голову Мария. — Значит, Виктория полюбила Энрике еще раньше, чем я?
— Да. И можешь представить, как она страдала, скрывая свое чувство и способствуя твоему побегу с Энрике!
— Теперь мне все ясно. Как же я была несправедлива к Виктории! Что же мне делать?
— Поезжай в монастырь, — посоветовала Асунсьон. — Поговори с ней.
— Да, конечно, — неуверенно молвила Мария. — Но почему ж она не сказала мне, что Энрике вернулся?! Не могу ей этого простить.
— Виктория знала, что ты ждешь ребенка. Я думаю, поэтому, — высказала предположение Асунсьон. — К тому же, увидев Энрике, она могла просто забыть обо всем на свете, кроме своей любви.
— В том числе и об Адальберто, — с осуждением добавила Мария.
— Адальберто лишь помогал ей избежать замужества, которого требовал от Виктории отец. Их помолвка была мнимой. Виктория мне в этом тоже призналась.
— Вот как! А от меня скрыла, — обиженно сказала Мария. — Она давно уже перестала воспринимать меня как подругу и сестру.
— Нет, это не так! — уверенно заявила Асунсьон- Виктория любит тебя. Вы нужны друг другу. Поезжай к ней. Не надо копить обиды.
— Да, ты права, спасибо тебе, — сказала Мария. — Я поеду к Виктории, попрошу у нее прощения, и мы опять станем сестрами.
Но благим намерениям Марии не суждено было осуществиться: Виктория наотрез отказалась встретиться с сестрой, хотя настоятельница монастыря эту встречу и разрешила.
— Я не могу ее простить, не могу! — пояснила свой отказ Виктория матери-настоятельнице.
Из монастыря Мария поехала прямо на квартиру к Хименесу, надеясь узнать какие-либо новости о судьбе Энрике. Однако Мартина сказала ей, что Хименес напился с горя, оплакивая гибель друга — сержанта Муньиса.
Мария упала как подкошенная, потеряв сознание.
Испуганная Мартина позвала на помощь Эулохию, да и Хименес враз протрезвел, помогая женщинам привести в чувство Марию. Когда она очнулась, он рассказал ей то, что услышал в гарнизоне: Энрике геройски погиб в бою.
Мария еще несколько часов провела в доме Эулохии — не в силах двигаться, не в силах что-либо говорить.
А в это время Гонсало вернулся в Санта-Марию и первым делом разыскал Бенито.
— Ты нашел Муньиса?
— Нет, — ответил Бенито, самодовольно усмехаясь. — Но вы можете быть спокойны: сержант Муньис отдал жизнь за Родину. Героем оказался! Ха-ха-ха!
— За покойника стоит выпить! — тоже рассмеялся Гонсало. — Пусть земля ему будет пухом.
Ободренный такой новостью, он поехал к Маргарите, которая уже несколько дней жила в новой квартире, снятой для нее Эрнеста Сантьяго, и самозабвенно предался любовным утехам.
Лишь поздно вечером переступив порог дома Оласаблей, Гонсало узнал, что Мария уехала в «Эсперансу».
— Она совсем перестала со мной считаться! — разгневался он, но тут же увидел Марию, входящую в гостиную.
— Папа, я вернулась! — бросилась она к отцу, и это также больно ранило Гонсало.
— А мужа ты, похоже, даже не заметила? — произнес он язвительно.
— Перестань, Гонсало, сейчас не время для ссор, — устало молвила Мария.
— Согласен, ссоры ни к чему, но объясниться нам все же следует, — строго сказал он.
Обрадовавшись возвращению дочери, Мануэль тихо вышел из гостиной: пусть супруги останутся наедине, им есть о чем поговорить после разлуки.
Он не мог знать, какая злоба кипела в душе Гонсало и какая боль сжимала сердце Марии. Теперь, когда Энрике погиб, ей надо было думать о ребенке и вновь налаживать жизнь с Гонсало.
— Ты прав, нам надо объясниться, — сказала она. — Жизнь оказалась к нам слишком суровой, послав такие страдания…
— Говори проще и яснее, — прервал ее Гонсало.
— Да что тут неясного? Я поссорилась с Викторией, она ушла в монастырь.