Девушка пела в церковном хоре

Лебедев был застегнут на все пуговицы, подтянут и, я бы сказал, почти весел. Он слушал меня; мы сидели в его каюте, настоящем дворцовом помещении, так же, как кают-компания, украшенном панелями темного дерева.

Он слушал – и ласкал пальцами сигару. Поворачивал ее, проводил пальцами по шелковистой поверхности, задумчиво нюхал.

Я обязательно отдам должное сигарам, когда вся эта история кончится, снова подумал я.

– Что ж, господин Немоляев, – сказал он, дождавшись конца моего немного нервного рассказа. – Ситуация необычная – но она обычной и не была. Я не могу осудить решение господина Дружинина обратиться к вам за помощью. Одно огорчает – почему он не пришел ко мне. Или еще и ко мне.

– Потому что ему двадцать три года, – с легким нетерпением ответил я. – Он растерялся. И по крайней мере, я-то к вам пришел. Исходя из того, что вы все знали, в том числе про золото – вы и Рузская…

– Да, с ней было замечательно. И легко. И после нее не так уж много остается сделать. Вы говорите, кто-то перехватил заговор у заговорщиков – вор у вора… Что ж.

Я поймал себя на мысли, что затаив дыхание жду… даже не приговора. Просто все, что говорит этот худой, как бы отстраненный человек, – оно такое, что ты просто сидишь, смотришь на его русую бородку, светлые глаза и знаешь, что сейчас прозвучит что-то важное. И ты с этим важным внутренне согласишься. Как он это делает? Кем надо быть, чтобы в какой-то момент жизни стать… Лебедевым?

– Знаете как, Алексей Юрьевич… Бунт на корабле нуждается в каком-то оружии. Нам его можно будет найти… потом, в нужный момент. И торопиться незачем, потому что от берегов Мадагаскара никто наш корабль угнать не успеет.

Что? О чем он говорит?

– А дальше будет время этот склад оружия найти. Что мы и сделаем. Теперь: извините меня, если я не стану раскрывать вам, кто из команды мне будет рассказывать, что на борту творится. Так будет лучше.

Я это проглотил. Потому что Лебедев был прав – так лучше. Я могу выдать себя и информатора неосторожным взглядом…

– Дружинин – пусть делает то, что считает своим долгом. Мы все, знаете ли, именно это и делаем. Но я готов выслушать его, без всяких обид, в любой момент.

Снова эти ласки длинных пальцев, гладящих светло-коричневый бок сигары.

– Далее, чтобы захватить корабль, надо иметь контроль над машинным отделением, рулевым управлением и многим другим. Иначе он просто никуда не уйдет. В прошлый раз хватило одной фразы – про рулевое управление. На самом деле…

Тут он грустно усмехнулся.

– На самом деле это были только слова. Рули были в порядке. Они могли бы взять корабль легко. Но сейчас – особенно если знать заранее день, на который назначен бунт… то можно выставить вооруженную офицерскую охрану в одной-двух ключевых точках. А вот то, что вас беспокоит больше всего – что появилась какая-то новая сила, оттеснившая старую, – это важно. Потому что иначе непонятно, как все случилось, – вы же не верите, что это двойное убийство было из-за страсти и ревности, ведь так?

Я кивнул. И Лебедев очень внимательно на меня посмотрел.

– Знаете, как договоримся: мое дело – корабль. Мой корабль. Ваше дело – искать этих людей, которые украли заговор у заговорщиков. А когда найдете – делайте то, что считаете своим долгом.

Я взглянул в его глаза и чуть не вздрогнул: казалось, он читает мои мысли.

– Ну а насчет ваших вопросов, то есть насчет того, откуда мы с госпожой Рузской узнали, что готовится бунт, – не с других ли кораблей – эти вопросы потеряли свое значение.

– То есть как?

– А так, что на ближайшие три-четыре недели крейсер превращается в почти изолированный остров. Сообщение между кораблями будет, но очень редкое. Вот посмотрите-ка, «Суворов» вон там…

Он аккуратно положил сигару на стол и пригласил меня к иллюминатору.

Черная громада флагмана все так же тяжко сидела в воде, но фок-мачта его превратилась в праздник: флаги, множество разноцветных флагов. Я перевел взгляд на «Александра», потом на «Нахимова», «Аврору», остальных – и везде был этот трепещущий фестиваль цвета.

– Что это значит? – спросил я, хотя мгновенно все понял.

– А это значит, – любезно подсказал Лебедев, – дословно вот что: «Броненосцам, крейсерам, миноносцам и транспортам иметь завтра к 12 часам пары для 10-узлового хода».

Я молча к нему повернулся.

– Да, – сказал он. – Завтра. От Мадагаскара, как я и сказал, крейсер никто никуда не угонит, уже не успеет. А делать это посреди Индийского океана бессмысленно. Потому что кончится уголь. И потому что в нейтральных водах наши миноносцы быстро догонят любое судно, которое, как вы говорите, должно было в прошлый раз взять на борт заговорщиков и груз. Да и как это судно нас найдет? В общем, если что-то и произойдет, то по ту сторону океана. Ну а там… мы посмотрим.