Девушка напротив

Иногда мы все сдерживались, иногда нет.

Атака продолжалась где-то с полчаса.

А в плену можно было просидеть весь день.

И это, мягко говоря, пугало.

Эдди, конечно, все сходило с рук. Зачастую мы просто боялись его ловить. Он мог развернуться и, наперекор правилам, пойти на нас, и тогда игра превращалась в жесточайшее кровавое побоище. А если его и ловили, возникала другая проблема: когда-то все равно отпускать придется. А сделать ему что-нибудь — все равно что разворошить пчелиный улей.

Вдобавок, Эдди привел свою сестру.

Когда появилась Дениз, характер Игры в корне изменился.

Не сразу. Сначала все оставалось по-прежнему.

Все шло своим чередом, разве что теперь с нами была девчонка.

Но потом мы начали притворно ей угождать. Вместо того, чтобы чередоваться, мы позволяли ей самой выбрать, кем она хочет быть, Солдатом или Коммандо. Потому что она была новичком в игре, и потому что она была девочкой.

И она стала притворяться, что одержима желанием вышибить нас всех, пока ее не поймали. Словно это был для нее какой-то вызов. Каждый день должен был наконец стать днем, когда она выиграет в Коммандос.

Мы знали, что это невозможно. Начнем с того, что она мазила.

Денис ни разу не выиграла в Коммандос.

Ей было двенадцать. У нее были кудрявые каштановые волосы, и все тело покрыто легкими веснушками. Грудь только появилась, и бледные соски стояли торчком.

***

Размышляя об этом, я не сводил глаз с грузовика, рабочих и перекладины. Но Дениз и не думала отставать.

— Сейчас лето, — сказала она. — И почему мы не играем?

Она прекрасно знала, почему мы не играем, но отчасти была права — мы прекратили играть только из-за холодов. Из-за холодов, ну и, конечно, из-за угрызений совести.

— Просто мы уже для этого слишком большие, — солгал я.

Она пожала плечами.

— Ага. Может быть. А может потому, что вы, ребята, просто трусите.

— Может. Но я не знаю. Чего ты у брата не спросишь, он тоже трусит?

Она засмеялась.

— Да. Именно. Конечно.

Небо становилось все темней.

— Дождь собирается, — сказала Шерил.

Рабочие, разумеется, тоже так считали. Вместе с перекладинами они вынесли брезент и на всякий случай растянули его на траве. Работали они споро, стараясь установить колесо, пока не полило. Я узнал одного — он приезжал сюда прошлым летом, жилистый южанин по имени Билли Боб или Джимми Боб Какой-То-Там. Он дал Эдди сигарету, когда тот попросил. Одно это не позволяло его забыть. Сейчас он приколачивал друг к другу детали колеса большим жестянщицким молотком и смеялся над рассказом толстяка, сидевшего рядом. Смех был резкий и визгливый, почти бабий.

Молоток звенел, двигатель грузовика стонал, гудели генераторы и лязгало оборудование — а потом внезапным стаккато на твердую землю поля посыпались тяжелые капли дождя.

— А вот и он!

Я вытащил рубашку из джинсов и натянул на голову. Шерил и Дениз уже бежали к деревьям.

Мой дом находился ближе всех. На самом деле, дождя я не боялся. Но это был повод смыться от них. От Дениз.

Мне просто не верилось, что она вспомнила об Игре.

Дождь, ясное дело, зарядил ненадолго. Слишком сильно лило. Может, к тому времени, как он закончится, придет еще кто-нибудь. Я смогу от нее избавиться.

Я пробежал мимо девчонок, жмущихся друг к дружке под деревом.

— Я домой! — крикнул я.

Волосы Дениз облепили щеки и лоб. Она снова улыбалась. Ее блузка промокла насквозь.

Шерил потянулась ко мне. Длинной своей костлявой рукой.

— Можно мы с тобой? — прокричала она. Я притворился, что не слышу. Дождь сильно шумел в листве. Я подумал, что Шерил сообразит, и не сбавил шагу.

Дениз и Эдди, подумал я. Боже. Ну и парочка.

Если кто-то и втянет меня в неприятности, это будут они. Либо он, либо она, либо оба. Так и будет.

Когда я пробегал мимо дома Чандлеров, Рут стояла на крылечке — забирала почту. Она улыбнулась и помахала мне рукой, а вода все хлестала и хлестала с крыши.

Глава пятая

Я так и не выяснил, что за черная кошка пробежала между мамой и Рут, но когда мне было восемь или девять лет, что-то произошло.

Перед этим, задолго до появления Мэг и Сьюзен, я частенько ночевал вместе с Донни, Уилли и Рупором на двух сдвинутых вместе койках в их комнате. Уилли имел привычку запрыгивать в кровать, и за эти годы успел переломать несколько коек. Не мог Уилли присесть или прилечь спокойно, — он на все бросался. Когда ему было года два или три, рассказывала Рут, он в хлам разнес свою кроватку. Из-за него все стулья на кухне шатались. Но койки, стоявшие в их комнате теперь, были крепкими. Они держались.

С тех пор, как мама и Рут поссорились, мне разрешали оставаться там лишь изредка.

Но я помню дни, когда мы были совсем малышами. Мы часами бесились, хохотали, шептались, хихикали, плевались сверху на тех, кто спал внизу, а потом приходила Рут, поднимала крик, и мы дружно засыпали.

Больше всего я любил карнавальные ночи. В открытое окно спальни, выходившее в сторону спортплощадки, вливались звуки каллиопы,9 крики, гул и лязг оборудования.

Небо пламенело оранжево-красным, словно зарево лесного пожара, и, скрытый от наших глаз, вращался за деревьями «Осьминог», вспыхивая красными и голубыми огоньками.