Девушка напротив

В голове у меня навязчиво крутились песенки из рекламы. Выбирайте «Аякс»! Много-много пены-да-да-да-да-дада-дам. Смойте-смойте-смойте грязь пам-пам-пам-парам-парам… через реку и леса… через реку и… Сосредоточиться на чем-то одном не получалось. Не получалось и выбросить хоть что-нибудь из головы.

Иногда Сьюзен начинала плакать.

Иногда Мэг ворочалась и стонала.

Я был счастлив, когда она стонала. Это значило, что она еще жива.

***

Она просыпалась дважды.

***

В первый раз она проснулась, когда я протирал ее лицо тряпкой. Я был уже готов прекратить, а она открыла глаза. От удивления я чуть не выпустил тряпку. Потом спрятал за спину — она окрасилась розовым от крови, и я не хотел, чтобы Мэг видела. Почему-то эта мысль волновала меня не на шутку.

— Дэвид?

— Да.

Казалось, она прислушивается. Я взглянул ей в глаза и увидел: один зрачок опять был в два раза больше другого — и я хотел знать, что же она видит.

— Ты ее слышишь? — сказала она. — Она… там?

— Слышу только радио. Но она там.

— Радио. Ага.

Она медленно кивнула.

— Иногда я ее слышу, — сказала она. — Весь день. Уилли и Рупора тоже… и Донни. Я думала, что если подслушивать… я смогу что-нибудь узнать, понять, зачем она это делает со мной… если слушать, когда она ходит по комнате или сидит в своем кресле. Но… не понимаю до сих пор.

— Мэг, послушай. Наверно, тебе лучше сейчас не говорить, знаешь? Ты же вся избитая.

Повисло напряжение. Она заговорила неразборчиво, словно ее язык внезапно стал для нее слишком большим.

— Ага, — сказала она. — Нет. Я хочу говорить. Я никогда не говорила. Всегда было не с кем. Но…

Она странно посмотрела на меня.

— Как ты здесь оказался?

— Мы оба здесь. И я, и Сьюзен. Они закрыли нас. Помнишь?

Она попыталась улыбнуться.

—Я думала, что ты — фантазия. Так и было иногда. У меня много… фантазий. Приходят… и уходят. А иногда хочешь что-то представить, но не можешь. Не можешь думать ни о чем. И потом… можешь. Я ее умоляла, знаешь? Остановиться. Просто отпустить меня. Я думала, что ей придется, что она меня здесь подержит, а потом отпустит, или полюбит меня, а потом я думала — она не остановится. Я не могу ее понять, зачем она разрешила меня прижечь?

— Пожалуйста, Мэг.

Она облизала губы. Улыбнулась.

— Ты обо мне заботишься, да?

— Да.

— И о Сьюзен тоже?

— Да.

— Где она?

— Спит.

— Ей тоже тяжело, — сказала она.

— Я знаю. Тяжело.

Я беспокоился. Ее голос становился все слабей. Теперь мне приходилось наклониться очень близко, чтобы ее слышать.

— Можно тебя попросить? — сказала она.

— Конечно.

Она сжала мою руку. Еле-еле.

— Забери кольцо моей мамы. Знаешь его? Меня она не послушает. Ей наплевать. Но, может… Можешь попросить? Можешь забрать кольцо?

— Заберу.

— Обещаешь?

— Да.

Отпустила.

— Спасибо, — сказала она.

Мгновение спустя она сказала:

— Знаешь? Я никогда не любила мать так, как следует. Разве это не странно? А ты?

— Нет. Думаю, нет.

Она закрыла глаза.

— Надо поспать.

— Конечно, — сказал я. — Отдыхай.

— Интересно, — сказала она. — Боли нет. Кажется, что должна быть. Они жгли меня и жгли, но боли нет.

— Отдыхай, — сказал я.

Она кивнула. И заснула. А я сидел, прислушиваясь, когда же постучится офицер Дженнингс, и строчки из «Зеленой двери» вертелись в моей голове, словно пестрая, ярко раскрашенная карусель, снова и снова:

Ночь, еще одна ночь без сна,

как мне дождаться утра,

Зеленая дверь,

какие секреты ты прячешь?

Зеленая дверь.25

Пока не заснул и я.

***

Проснулся я, наверное, на рассвете.

Меня растолкала Сьюзен.

— Останови ее! — сказала она перепуганным шепотом. — Останови! Пожалуйста! Пусть так не делает!

На мгновение я подумал, что лежу дома в кровати.

Я осмотрелся. И все вспомнил.

И Мэг со мной рядом не было.

Сердце забилось чаще, горло сдавило.

И я увидел ее.

Она сбросила с себя одеяло и теперь была обнажена. Она скрючилась у стола. Ее длинные потускневшие волосы свисали на плечи. Спина была испещрена коричневыми полосками запекшейся крови. Затылок в свете лампы блестел от влаги.

Я видел, как натягивались ее мышцы от плеч и вдоль тонкой линии позвоночника. Слышал скрежет ее ногтей.

Я встал и подошел к ней.

Она копала.

Рыла ногтями бетонный пол, там, где он встречался со стеной из шлакоблоков. Рыла туннель наружу. Издавала тихие измученные стоны. Ее ногти переломались и кровоточили, один уже отвалился, кончики пальцев тоже были в крови, кровь смешивалась с крошками, которые ей удалось отскоблить от хрупкого бетона. Ее последний отказ подчиниться. Последний акт сопротивления. Сила воли теплилась в ее измученном теле, бросала ее на борьбу с твердым камнем.

Этим камнем была Рут. Несокрушимым.

Рут была этим камнем.

— Мэг. Ну же. Пожалуйста.

Я подхватил ее за подмышки и поднял. Это оказалось легко.

Ее тело казалось теплым и полным жизни.

Я снова уложил ее на матрас и укрыл одеялом. Сьюзен дала мне ведро, и я умыл ей кончики пальцев. Вода стала красной.

Я заплакал.

Я не хотел плакать перед Сьюзен, но ничего не мог поделать. Это вышло само собой, и слезы текли, точно кровь Мэг по стене.

Ее тепло было из-за болезни. Тепло было обманом.

От нее пахло смертью.