Девушка на скале

Они сели в теплый освещенный вагон. Дэвиду сразу бросились в глаза вещи его и отца Ролана, сложенные около самых дверей. Дэвиду принадлежали чемодан и два саквояжа, между тем, как багаж отца Ролана состоял главным образом из ящиков и туго набитых рогожных мешков и весил не меньше полутонны. Около кучи вещей стояли весы. Указав на них кивком головы, Дэвид странно усмехнулся. С их помощью он сможет доказать, как мало подходит он к роли спутника отца Ролана. Он стал на весы, которые показали сто тридцать два фунта.

— При моем росте я должен был бы весить сто шестьдесят, — брезгливо проговорил Дэвид. — Вы видите, до чего я дошел?

— Я знал одну двухсотфунтовую свинью, которая огорчалась, что ее хозяин держал хорьков, — и в ней осталось всего девяносто фунтов, — со своей странной усмешкой возразил отец Ролан. — Огорчение — одна из самых неприятных и убийственных вещей на земле, Дэвид, вроде черной оспы или пули, пронзившей сердце. Вы видите этот мешок?

Он указал на один из рогожных мешков.

— Вот противоядие. Для человека, потерявшего почву под ногами, лучшее лекарство — хорошая пища. Этого мешка достаточно, чтобы вернуть к жизни троих.

— Что в нем такое? — с любопытством спросил Дэвид.

Его спутник нагнулся, чтобы рассмотреть привязанный к мешку кусочек картона.

— В нем содержится ровно сто десять фунтов бобов, — ответил он.

— Бобов! Я питаю к ним отвращение!

— Их ненавидит большинство неудачников, — весело подтвердил отец Ролан. — Но бобы обладают одним ценным свойством. Если вы лишаетесь омаров и фаршированных раков и наступает момент, когда вы ничего не имеете против бобов в ежедневном меню, то рубка деревьев доставляет вам больше удовольствия, чем слушание оперы. Но I бобы должны быть хорошо приготовлены и служить приправой к жареной утке, куропатке или к нежному мясу кролика.

Дэвид ничего не ответил.

Через некоторое время поезд начал замедлять ход, приближаясь к хижине Торо. В ответ на свисток паровоза багажный кондуктор вскочил с места и открыл двери вагона.

— Теперь скорей слезайте, — сказал он Дэвиду и отцу Ролану. — Мы здесь не остановимся и сбросим ваш багаж на ходу.

С этими словами он выбросил из вагона мешок с бобами. Отец Ролан стал ему помогать, и Дэвид увидел, как его чемодан и саквояжи последовали за бобами.

— Снегу много и притом рыхлого, так что с вещами ничего не сделается, — успокоил его отец Ролан, выкидывая пятидесятифунтовый ящик со сливами.

Теперь до Дэвида донеслись звуки: крики мужчин, адский визг собак и все покрывавший лай лисиц.

Внезапно промелькнул фонарь, затем другой, третий; какой-то бородатый человек с суровым разбойничьим лицом побежал за вагоном. Последний ящик и последний мешок были выброшены, и кондуктор прокричал Дэвиду:

— Прыгайте!

Лицо и фонари остались позади, вокруг было абсолютно темно, когда Дэвид не без страха выбросился из вагона. Он грузно упал в рыхлый снег. Подняв голову, он увидел, как отец Ролан вылетал из вагона. Кондуктор помахал фонарем; паровоз ответил резким свистком, и поезд умчался. Только тогда, когда фонарь последнего вагона стал походить на красного светлячка, Дэвид поднялся на ноги. Отец Ролан уже встал, а вдоль пути к ним быстро приближались два или три фонаря.

Все происшедшее показалось Дэвиду необычайно занимательным, и он внезапно почувствовал, что начинает совершенно новую жизнь — жизнь, о которой ему приходилось читать, о которой он иногда мечтал, но с которой никогда не соприкасался.

Лай лисиц, визг собак, мелькавшие на дороге фонари, ночной мрак, живительный запах хвои, разлитый в морозном воздухе, который он глубоко вдыхал своими легкими — все это заставляло сильнее биться его сердце; а ведь всего несколько часов тому назад он считал себя конченным человеком! У Дэвида не было времени разобраться в своих новых ощущениях: он только испытывал необычный трепет.

Подходили со своими фонарями Торо и индеец. Через несколько мгновений, взглянув на освещенное фонарем лицо француза, Дэвид подумал, что этот человек — живое воплощение того нового мира, в который он, выпрыгнув из багажного вагона, ныне вступал. Торо имел очень живописный вид: обрамленное темной бородой лицо, белые, точно слоновая кость, зубы, яркая, трехцветная, обшитая красной каймой шерстяная куртка Гудзоновой компании и причудливая шапка из меха водяного кота — все это произвело на Дэвида сильное впечатление. В придачу ко всему голос Торо гремел, когда он, мешая французский язык с индейским, выражал свою радость по поводу того, что отец Ролан не умер и наконец приехал. Позади француза, напоминая таинственного бронзового сфинкса, стоял закутанный индеец с неподвижным темным лицом. Но его глаза засияли, когда отец Ролан поздоровался с ним, — засияли так, что Дэвид был им сразу очарован.

— Счастлив с вами встретиться, мсье, — проговорил француз.

Нация, к которой он принадлежал, сохраняла свою вежливость даже в лесах. Пожатие Торо походило на пожатие отца Ролана — таких рукопожатий Дэвиду не приходилось испытывать при встречах со своими городскими друзьями.

Затем отец Ролан произнес: