Девушка лучшего друга

– Ты невероятная, – шепчу ей на ухо, пока мы протискиваемся к свободным стульям рядом с Кириллом.

И отчего-то представляю, как буду праздновать свой день рождения вдвоем со Стасей в начале мая. Увезу ее в Питер, буду водить по Дворцовой площади, показывать фонтаны в Петергофе и отпаивать глинтвейном после прогулки по крышам. А потом укутаю в два теплых пледа и потащу смотреть на развод мостов.

Мы будем ёжиться от промозглого ветра северной столицы, тесно прижиматься друг к другу и много-много целоваться, пока не начнет кружиться голова. И это будет самый лучший май в моей жизни.

– Наконец-то мы вас дождались, – в идеальную картинку, нарисованную моим воображением, где нет места третьему, бесцеремонно врывается Кирилл, и мне приходится возвращаться на грешную землю.

Выдумывать несуществующие пробки на Кутузовском, разыгрывать безразличие и не набрасываться на Славкины губы, хоть это и единственное, чего мне сейчас по-настоящему хочется.

Сначала зажатая, Стася постепенно расслабляется, вечер течет своим чередом, и я тоже освобождаюсь от сковавшего меня напряжения.

Весь женский пол, кроме «родительского» столика и непосредственно Славы, восторженно наблюдает за перемещениями именинника. Избранный делегатом от пловцов Темыч толкает тост, подсмотренный в интернете. И я уже собираюсь вручить Киру подарок, когда Аверина жестко вцепляется в мой локоть и едва различимо шепчет побелевшими губами.

– Тимур, это звездец!

Я осторожно забираю из ее онемевших пальцев треклятый гаджет и придирчивым взглядом впиваюсь в экран, на котором застыл наш с ней снимок.

Кто-то из дорогих одногруппников сделал фотку, когда мы со Славой целовались в парке, и слил ее в общий чат, выбрав идеальный момент. Так, что сейчас бомбит всю группу, с ажиотажем набросившуюся на «горячую» новость.

«Все это видят?!»

«Аверина кинула Шилова и переметнулась к его другу?»

«Губа не дура, новенький-то посимпатичней будет...»

«Интересно, Кирюха в курсе?»

«В тихом омуте чего только не водится. Вот стерва!»

Дальше идут совсем уж нецензурные комментарии с описанием интимных подробностей, поэтому я сворачиваю беседу и перевожу айфон в беззвучный режим.

– Тебе не нужно это читать, – наклоняюсь к Славе, накрывая ее ладонь своей, и пусть запоздало, но хочу оградить свою девушку от набирающего обороты дурдома.

А потом вскидываю подбородок и натыкаюсь, на бешенство в сузившихся глазах Кирилла, поднявшегося из-за стола и что-то обсуждающего с администратором. Пожалуй, дай ему волю, и он вздернет меня на дыбе.

– Не вмешивайся, что бы ни случилось, – негромко прошу Стасю, ободряюще сжав ее плечо, и со скрежетом отодвигаю стул, чтобы приблизиться к другу.

Он непрерывно сжимает и разжимает кулаки, а еще хищно втягивает воздух, как будто чует в нем кровь.

– Пойдем выйдем, – я первым предпринимаю попытку локализовать конфликт, но Шилова ведет и к нормальному обсуждению произошедшего он вряд ли готов.

– Вот так значит, Гром?! Да?! Пока я по НЕЙ, – Кирилл тыкает дрожащим пальцем в Славу, которую я рефлекторно заслоняю собой, и с нервной ухмылкой продолжает: – с ума сходил, ТЫ ее...

– Не смей, – обрубаю друга прежде, чем он скажет то, о чем обязательно будет жалеть потом, и одновременно не хочу превращать чужой праздник в отвратительное месилово. Потому что молча слушать гадости в Стаськин адрес я абсолютно точно не смогу.

– Охрененный ты друг, Гром! Просто вышка! – продолжает распаляться Шилов и размахивает руками, словно ветряная мельница – крыльями.

И это приводит к неизбежному и вполне ожидаемому концу. Кир сносит бокалы с шампанским, выстроенные в высокую пирамиду, и те складываются, как карточный домик. Стекло бьется, брызги летят в разные стороны, дамы стряхивают со своих нарядов капли и возмущенно визжат. А по задумке сухой лед всего лишь должен был красиво пениться, да.

Я больше не предпринимаю попыток успокоить взбесившегося товарища, здраво рассудив, что мое вмешательство будет сродни катализатору – спалит те жалкие предохранители, которые уже нещадно искрят.

Я отступаю обратно к Славе и уже оттуда наблюдаю за разворачивающимся действом. Шилов пинает собственный стул, морщась от боли, швыряет пару тарелок об пол и... сносит с ног официанта, неправильно воспринявшего начавшуюся заварушку и вынесшего в зал праздничный торт.

Двухъярусный кулинарный шедевр из бисквита, шоколадного и сметанного крема и свежих фруктов описывает в воздухе замысловатую дугу и эпично приземляется на голову отцу Кирилла. По сравнению с этой шаткой медленно сползающей конструкцией, коричневые брызги на лице у Кирюхиной матери – сущий пустяк. Простите, Елена Евгеньевна, но шоу маст гоу он, как говорится.

– Поехали отсюда, – одними губами произносит Славка, но я прекрасно ее понимаю, будучи полностью с ней солидарен. Наше дальнейшее здесь нахождение абсолютно бессмысленно.