Девушка, которой нет

Metallica: «The Unforgiven»

Поскольку чаще всего ему приходилось выступать в роли чужого кошмара, Кратер эффективно использовал свою коллекцию. Самый лучший трюк – появление Чужого.

Кирилл раздобыл магнитный ключ от пентхауса, в котором обитал Саня. В лифте Кратер сбросил экипировку МУП «Стрижи» и остался в одной гавайке и шортах. Уже составился план отхода, хоть это и не совсем в его правилах – обычно он готовил операцию, словно после ее завершения нет необходимости рассчитывать на продолжение жизни.

Остановился в холле, уставленном пальмами. Прислушался. В любом деле самый ответственный момент – последний шаг перед встречей. Он определяет расстановку сил, диспозицию будущей схватки, решает судьбы людей, вступивших в противоборство. Это всегда самые важные секунды в жизни («любимые» – назвать у Кратера не повернулся бы язык, но, безусловно, удовольствие он испытывал), развилка, современная иллюстрация рока военных лет: «На этой дороге они разделились на живых и мертвых…»

Дважды в жизни в него стреляли сразу, как только замечали. Предчувствия третьего раза не было. Он достал «Стечкина» из наплечной кобуры.

Свет зеленой лампочки не дотягивался из холла до нутра хором, с трудом вырвав из тьмы контуры дверных проемов, высоких потолков, островков мебели. В глубине лабиринта комнат шумела вода. Кратер на носочках приблизился к ванной. Шум мешал улавливать шорохи. Спина горбилась, ожидая пули из темного угла.

Из ванной слышалась песня «Всегда быть вместе не могут люди» в самом ужаснейшем из всех возможных исполнений. Кратер толкнул незапертую дверь, по ходу подумал: «Или я уже десять раз попал в ловушку, или это первый непуганый владелец пентхауса…»

Саня Кораблев лежал в джакузи, над которой поднимались сугробы пены, – на голове наушники, глаза закрыты, одна рука дирижирует в воздухе.

Чтобы не попасть в сектор обстрела (может, под водой «Узи»:)), Кратер опустился на колени. Через секунду он был уже у края джакузи. Он никогда не грешил улыбкой победителя, но сейчас внутренне усмехнулся – партия, издалека казавшаяся крайне сложной, сыграна.

Он направил «Стечкина» в безмятежное лицо Кораблева. Саня медленно открыл глаза, кивнул, приветствуя Кратера, дружелюбно улыбнулся. Затем произошло неожиданное – свет в ванной погас, оставив белые круги в образовавшейся перед глазами тьме.

У Кратера осталось ровно мгновение, чтобы решить – стрелять или не стрелять в лицо своего клиента.

Elton John: «The One»

Викентий Сергеевич уговаривал ее взяться за дело.

– Не хочу, – отвечала Фея. – Хочу лежать дома и тупо хлопать глазами.

– Сколько ни хлопай, вся неуспокоенность и горечь сомнений останутся с тобой.

– Плевать. Я уже умерла. Сейчас готовлюсь проделать этот фокус еще раз.

– Твои разрушающие чувства никуда не денутся. Когда ты исчезнешь, их будет чувствовать – их уже чувствует – каждый из ныне живущих.

– Втройне плевать.

– Что за жлобская привычка думать только о себе?

Все-таки он уговорил Фею помотаться еще за одним рекордсменом жизни (девять месяцев и три дня).

Уломал не деньгами – материальные ценности уже не впечатляли. Буркнул:

– Метнешься по белу свету, авось, наткнешься на своего Дон-Жуана Ламанческого…

Прокряхтел вслед:

– Я же говорил… кхе-кхе… любовь разрушает… Уничтожает. – Он поморщился. – Тем более, когда ею занимаешься всерьез…

Фея обернулась, посмотрела пустыми глазами:

– Вы много о чем вещали, плешивый вы мой. Что с того?

Викентий Сергеевич грустно затряс головой:

– Времени мало. Потом ни себя не узнаешь, ни этот мир. Вместо тебя останется ноющая боль – внутри, снаружи. Повсюду.

– Отправите в «Белые Столбы»,[10] – пожала плечами Фея.

– Нечего будет отправлять.

Фея и сама догадывалась – скоро у нее не останется ни тела, ни памяти. Лишь душа, о которой с каждым днем она понимала все меньше.

На следующее утро она вылетела в Париж.

Авария: «Если хочешь, останься»

На нем отработали его же прием – снизу вверх врезали по кончику носа.

Ладонь Кораблева показалась Кратеру булыжником. Он успел выстрелить, услышать всплеск воды, звон разбившегося кафеля, почувствовать, как в лицо и тело впиваются осколки, и вспомнить один из самых уважительных страхов: что-то острое-инородное пронзает влажную оболочку глаза – и глазное яблоко вытекает на щеку.

Очнулся Кратер на балконе. Глаза целы, руки связаны за спиной, тело привязано к стулу, десятки эпицентров боли вспыхивают на коже. У ног бескрайние огоньки города. Саня Кораблев стоит, облокотившись о прозрачный парапет, и потягивает что-то из маленькой чашечки.

Умудрился перевязать себе раны на спине, на затылке запекшаяся кровь (выходит, тоже задело осколками).

Саня повернулся, беззлобно посмотрел на своего неудавшегося убийцу:

– Недруг мой, вы очнулись? Вы были очень неаккуратны в обращении с оружием. Не стыдно?

Кратер почувствовал – предстоит последняя часть схватки, финал, к которому он выходит не в лучшей форме.

– Как выключил свет? – прошипел он.

– Силой мысли, – ухмыльнулся Саня.