Девушка из Золотого Рога

– Хорошо, отец – торжественно ответила Азиадэ. – А теперь я пойду домой и обдумаю твои слова. Здесь слишком много курят, к тому же празднование дня рождения Пророка уже закончилось.

Она прошла через зал, не отвечая на робкие взгляды, тянущиеся ей вслед. Сквозь густой дым она вдруг увидела раскосые глаза и узкие, плотно сжатые губы. Глаза были похожи на глаза доктора Хасы, и Азиадэ обернулась.

В дверях слуга подал пальто, негр из Тимбукту улыбнулся ей. Она покинула клуб и уже на лестнице почувствовала, что возвращается в мир чужой, враждебный ее миру. За ней была родина, услужливые негры, принцы и родственники, которые защитили бы ее честь, и благочестивые дервиши, которые предупреждали ее о грехах. Это был знакомый ей мир, в котором она чувствовала себя защищенной. Перед ней уходила вниз пыльная лестница плохо освещенного дома и мерцал далекий свет уличных фонарей. Азиадэ спустилась по лестнице и распахнула дверь.

По широкой пустынной улице гулял ветер. Вечерние сумерки окутали дома. Тусклый свет лился из окон на мокрый асфальт, а с уличных фонарей падали капли недавно прошедшего дождя. Азиадэ вышла на улицу, вдохнула чуть прохладный вечерний воздух.

Асфальт был разделен на математически точные квадраты. Азиадэ посмотрела на мостовую, наморщила лоб и почувствовала легкую дрожь в коленках. Ей вдруг захотелось бежать обратно, продолжить разговор с негром из Тимбукту о мудром Ахмед-Бабе, который написал известную книгу «Эль-Ихтихаджи» и давно умер.

Но она не стала этого делать. Вместо этого она строго и сердито посмотрела в глаза доктора Хасы. Хаса снял шляпу и поклонился.

– Добрый вечер, фройляйн Анбари! – кротко сказал он.

Глава 5

Доктор Хаса не переставал думать о пощечине, даже когда проводил пункцию носовой пазухи с подозрением на нагноение. Подозрение не подтвердилось, но мысли о пощечине не покидали его и потом, когда он катетеризировал евстахиеву трубу тучного продавца деликатесов, который вел себя как ребенок и задавал глупые вопросы. Позже он прошел в операционную и сделал выскабливание лабиринта, размышляя при этом о том, что пощечина может привести к нарушениям функций лабиринта. Потом он смотрел, как «старик» делал трахеотомию, и вновь восхищался его способностями.

После всего этого он поднялся на второй этаж, размышляя о бессмысленности жизни вообще и об осаде Вены Кара-Мустафой. Он сделал обход больных и успокоил сварливую пациентку с замечательной склеромой.

Больные лежали на койках с гордым осознанием собственного положения, а черные таблички над их головами извещали о ходе болезни.

Дежурная медсестра доложила, что Otitis media[21] с восьмой кровати справа была сделана инъекция морфия.

Доктор Хаса кивнул, спустился в подвальный этаж и отчитал практиканта за то, что тот предложил одну и ту же глазную повязку трем разным пациентам, принимающим воздушно-солнечные ванны.

– Гигиена! – сказал он и при этом многозначительно поднял указательный палец.

Потом он вернулся на свое место с мрачным убеждением, что только флегмона, исходящая из задней носовой пазухи, могла бы снова привести его в чувство. Однако вместо флегмоны явилась худощавая женщина с банальной ринореей, которую разочарованный доктор Хаса сердито обработал хлором. Вслед за ней пришел студент вообще безо всяких жалоб, который просто из любопытства и потому, что все бесплатно, решил провериться у разных специалистов. Потом какое-то время больных не было. Хаса сидел, тупо уставившись на стену, и думал об изгнании турок из Европы. При этом его рука, лежавшая на столике для инструментов, столь воинственно и грозно звенела катетерами, зеркалами, воронками и конхотомами, что врач, работавший рядом, покосился на него:

– Эй, коллега!..

Возвращенный этим обращением в реальность, доктор Хаса пролистал несколько историй болезни и, довольный, обнаружил, что папка Анбари лежала между ретромаксиальной опухолью и «певчим узелком».[22] После чего он поднялся, вымыл руки, снял халат и снова почувствовал себя частным лицом.

На недопустимо высокой скорости он проехал по Линдену, разошелся во мнениях с таксистом на Шарлотенбургском шоссе, который в ответ на обещания выйти из машины и надавать по морде обозвал его дохлым австрийцем, не имеющим никакого понятия о вождении автомобиля.

Сбитый с толку, Хаса остановил машину, поднялся в свою квартиру и, чтобы сосредоточиться, стал перелистывать журнал по отоларингологии. Он узнал, что в некой баптистской клинике в Нью-Йорке недавно с успехом применили облучение радием для лечения хронической, рецидивирующей гипертрофии улитки и что у негров почти никогда не встречаются патологии перегородки носа. Этот факт почему-то окончательно вывел Хасу из колеи, и он отшвырнул журнал на стол.

Взгляд упал на портрет Марион в серебряной рамке. И тут же его осенило: получить пощечину не самое страшное, что может произойти с человеком на этом свете. Все дело в том, кем дана эта пощечина.