Девушка из кошмаров

И тут, почти как мне хотелось, бечевка начинает разматываться. Змейкой уползает с ее тела, словно ее там и не было никогда, вместе с ней уходит и кровь. Даже зигзагообразные швы на веках и губах распускаются и исчезают, не оставляя дырок. Глаза ее открываются и опасливо останавливаются на мне. Она приподнимается на локтях и втягивает ртом воздух. Взгляд ее направлен вперед. В нем нет паники. Нет муки. Он пуст, и, похоже, она меня вообще не видит. Ее имя. Надо позвать ее по имени. Мне надо что-то сказать, но она какая-то другая, какая-то опустошенная. Чувство такое, как когда я впервые увидел ее, спускающуюся по лестнице в капающем алом платье. Я был преисполнен благоговения. Я не мог моргнуть. Но я не боялся. А сейчас боюсь. Боюсь, что она не будет прежней. Что не поймет меня или не узнает. А может, часть меня боится, что если я сделаю слишком резкое движение, она вскинет свои гранитные пальцы и выдавит слова у меня из горла.

Уголок ее губ вздрагивает.

– Ты не настоящий, – говорит она.

– Ты тоже, – говорю.

Аннины глаза моргают и поворачиваются в мою сторону. За миг до того, как наши взгляды встречаются, меня накрывает паника, но пока ее взгляд путешествует от моего живота к груди, в нем столько недоверия и столько тихой надежды, что я могу только думать: вот моя девушка, моя девушка, моя девушка. Взгляд ее останавливается у меня на подбородке, рука поднимается и зависает над моей футболкой.

– Если это розыгрыш, – она начинает улыбаться, – я очень-очень рассержусь.

– Анна.

Засовываю атам в ножны в кармане и протягиваю руку, чтобы поднять ее с камня, но она обвивает меня руками и стискивает. Прижимаю ее голову к плечу и просто стою. Ни одному из нас не хочется размыкать объятий.

Она лишена температуры. Правила этого места отобрали у нее даже это, а мне так хочется ощутить прикосновение холодной кожи, какой я ее помню. Наверное, я должен просто радоваться, что у нее по-прежнему правильное количество суставов.

– Думаю, мне все равно, настоящий ты или нет, – говорит она мне в плечо.

– Я настоящий, – шепчу я ей в волосы. – Ты велела мне прийти.

Пальцы ее впиваются мне в спину, тянут за футболку. Тело как-то дергается у меня в руках, и поначалу я думаю, что ее сейчас стошнит. Но затем она отстраняется посмотреть на меня.

– Погоди, – говорит она. – Почему ты здесь? – Она лихорадочно обшаривает меня взглядом, сжатые кулаки камнями упираются мне в ребра. Она в панике. Она думает, что я умер.

– Я не умер, – говорю. – Честно.

Анна слезает со скалы, подозрительно наклонив голову набок:

– Тогда как? Здесь нет ничего не мертвого.

– На самом деле нас здесь двое, – говорю я, стискивая ее руку. – Я и та, другая, вредная девица, которую нам надо отыскать.

– Что? – улыбается Анна.

– Не важно. Главное – мы уходим. – Вот только я правда не знаю, как это сделать. Я не обвязан веревкой, за которую надо дернуть, чтобы меня вытянули обратно. Нам нужна Джестин.

Глаза у Анны сияют, кончики пальцев ощупывают мои плечи, по-прежнему ожидая, что я исчезну.

– Тебе не следовало приходить, – говорит она как бы с упреком, но у нее плохо получается.

– Ты сама мне велела, – говорю. – Ты сказала, что не можешь здесь оставаться.

Недоверчиво моргает:

– Я сказала? В данный момент все не так уж плохо.

Едва не смеюсь. Прямо сейчас – да. Когда у нее ни ожогов, ни порезов и она не связана мясницкой бечевкой, все не так уж плохо.

– Тебе надо возвращаться, Кассио, – шепчет Анна. – Он меня не отпустит.

Сквозь блеск в ее глазах я вижу, что это место сотворило с ней. Она словно бы стала меньше. Она счастлива видеть меня, но не верит по-настоящему, что я могу ее вытащить.

– Это не ему решать, – говорю.

– Решает всегда он, – поправляет она. – Все всегда как он хочет.

Обнимаю ее крепче. Она пробыла здесь больше полугода – но что это означает? Времени не существует. Даже я пробыл здесь слишком долго. Кажется, что я шел по лабиринту с Джестин около часа, а затем еще час без нее. Неверно. И близко к правде не лежало.

– Как это произошло? – спрашиваю. – Как он тебя одолел?

Она отстраняется и одной рукой теребит лямочку белого платья. Другой крепко держится за меня, и я ее тоже не отпускаю.

– Я сражаюсь и проигрываю, снова и снова, раз за разом, до бесконечности.

Она рассеянно смотрит мне через плечо, и я гадаю, что она видит. Если я посмотрю в ту же сторону, то вряд ли увижу то же самое. Взгляд ее заостряется.

– Прометей на скале. Знаешь эту историю? Каждый день он несет наказание за то, что дал смертным огонь: он прикован к скале, и орел выклевывает ему печень. Мне это наказание всегда казалось жалким. Думала, он же просто привыкнет к боли, и орлу придется придумывать новую пытку. Но ты не привыкаешь. А он придумывает.

– Мне так жаль, Анна, – говорю я, но слова отскакивают от нее.

Она не жалуется. В ее представлении никакого преступления здесь нет. Она считает это воздаянием. Справедливостью.

Она разглядывает мое лицо:

– Как давно это было? Я плохо тебя помню. Воспоминание где-то далеко, словно я знала тебя при жизни. – Улыбается. – Думаю, я позабыла, каков из себя мир.

– Ты вспомнишь.

Качает головой: