Девушка из кошмаров

– Не знаю. Уповаю на то, что их уважение к атаму хотя бы частично распространяется на изначальный род воина. – Бросаю взгляд на Томаса. – Но когда они выяснят, что я хочу проделать с Анной, они будут драться. Козырь в рукаве в виде Морврановой вудуистской сети мне бы не помешал.

Он кивает:

– Я ему передам.

– А когда ты это сделаешь, вы оба останетесь здесь. Ждать меня тут, у Гидеона. Он прикроет мне спину. Я не хочу, чтобы вы, ребята, в это лезли.

Лица у них бледные. Когда Кармель вкладывает свою руку Томасу в ладонь, я вижу, как она дрожит.

– Кас, – мягко говорит она и смотрит мне прямо в глаза. – Заткнись.

Глава 20

Поездка на поезде кажется длинной. Фигня какая-то. Ей полагается казаться короткой и кончиться слишком скоро, нервы у меня должны быть натянуты, я должен гадать, какая засада ждет меня на том конце рельсов. Предостерегающие речи мамы, Морврана и Гидеона перекатываются у меня в пространстве между ушами. Слышится и папин голос, он говорит тем же тоном, что и всегда, что нет причин не бояться. Он говорил, страх поддерживает бдительность, помогает крепко цепляться за жизнь. Ускоренное сердцебиение освежает мозг. Наверное, это единственный его совет, от которого я отмахнулся. Свою долю страха за годы, прошедшие после его убийства, я уже поимел. И кроме того, когда я думаю о его гибели, мне не нравится сознавать, что он умер в страхе.

Снаружи не показывают ничего, кроме длинных полос зелени, окаймленных деревьями. Сельская местность выглядит так пасторально, что, завидев катящуюся по полям карету, я и не моргнул бы. Зелени столько, что она без труда может тянуться бесконечно. Город быстро истаял позади, когда мы покинули вокзал Кингс-Кросс.

Я сижу рядом с Джестин, она вся подобралась и натянута как тетива. Она ждала этого всю жизнь, полагаю. Моя замена. Мысль об этом застревает у меня в горле. Если так будет надо, пойду ли я на это? Если такова цена спасения Анны, если мы приедем туда и меня всего лишь вежливо попросят отдать отцовский атам – сделаю ли я это? Не уверен. Вот уж не думал, что стану колебаться.

На противоположной скамье сидят рядышком Кармель с Томасом. Они иногда переговариваются, но в основном пялятся в окно. С тех пор как приехала Кармель, мы словно разыгрываем спектакль, пытаясь вернуть наш старый режим, тогда как он очевидно изменился. Но мы будем продолжать попытки, пока не исправим дело.

Мысли кружным путем возвращаются к Анне, и ее образ расцветает перед моим внутренним взором так ярко, что я почти вижу ее отражение в оконном стекле. На то чтобы моргнуть и перестать его видеть, уходят все силы.

– Почему ты не хочешь о ней думать? – спрашивает Томас, и я подскакиваю. Теперь он устроился позади меня, перегнувшись через перегородку между сиденьями. Дурацкий дорожный шум. Кармель вытянулась на их скамье, да и Джестин рядом со мной вырубилась, свернувшись калачиком на своем рюкзаке.

– Она причина всего этого, – говорит он. – Так чего виноватиться-то?

Смотрю на него с прищуром. Он пробирается ко мне в башку в самые неподходящие моменты.

– У Кармель будет очень беспокойная жизнь.

– Кармель сообразила, как блокировать меня в большинстве случаев. – Он пожимает плечами. – А ты нет. И?

– Не знаю, – вздыхаю я. – Потому что, когда я это делаю, я забываю кучу всего.

– Типа?

Он понимает, что мне не очень-то хочется об этом разговаривать. Оно и в моей-то собственной голове с трудом укладывается.

– А я могу просто думать всякую беспорядочную хрень, которая вертится у меня в голове, а ты чтобы ее раскладывал?

– Только если хочешь организовать мне безостановочное носовое кровотечение, – улыбается он. – Просто… говори.

Как будто нет ничего проще. Слова скопились у меня в горле, и если я открою рот, они полезут оттуда, и конца этому не будет.

– Отлично. Во-первых, обеат. Если не ошибаюсь, он тоже там. А все мы помним, как круто он навалял мне в прошлый раз. Так теперь он даже ее делает. Во-вторых, в какую макиавеллиевскую пакость я намерен вляпаться с этим орденом? Джестин сказала, они потребуют платы, и в этом я не сомневаюсь. А потом еще этот тест, в который мы все ввязываемся не глядя.

– У нас нет выбора, – говорит Томас. – Часики-то тикают. Осторожность становится роскошью.

Фыркаю. Ладно, для меня осторожность роскошь. Я знаю, что я готов заплатить. Но Томас и Кармель не имеют к этому отношения, а их тоже может затянуть.

– Слушай, – говорит он, – положение мрачное. Для пущего эффекта – даже беспросветное. – Он улыбается. – Но я не чувствую себя виноватым в том, что радуюсь перспективе увидеть ее снова. Мне действительно не терпится ее увидеть.

В его глазах ни тени сомнения. Он абсолютно уверен, что все пойдет по плану из точки А в точку В и в итоге обернется радугами и горшками золота. Словно начисто позабыл, сколько народу я поубивал прошлой осенью.