В январе, приехав в Чарльз-Таун встречать Джорджа, мы узнали о смерти миссис Пинкни. Все понимали, что такой исход был неизбежен, но это не умалило моего потрясения от услышанного, а при виде бледного, призрачного лица мистера Пинкни на похоронах его супруги, скорбь моя лишь усилилась.
Брат задавал вопросы о наших счетах, о том, по каким из них нужно расплатиться в первую очередь перед отъездом, и был весьма впечатлен – мне показалось, даже разочарован, – что долгов у нас не так уж и много. Я слушала его и отвечала, хотя сама в это время вспоминала, как долго мы еще беседовали с миссис Пинкни в последний раз, после того как она попросила меня прочитать мои собственные письма, после того как дыхание ее мужа, лежавшего на канапе, замедлилось и выровнялось – он снова заснул, перестав притворяться спящим и подслушивать нас.
Небо за окном отцовского кабинета было сизым и зловеще безмятежным – значит, надвигался шторм, как всегда здесь бывало ранней весной. Я думала о землях, уже не принадлежавших Лукасам, о нашем истаявшем состоянии, о планах вернуться на Антигуа, которые перечеркивали нашу жизнь в Южной Каролине, как будто ее и не было. Как будто не было вовсе этих лет. Как будто не было меня. Как будто я не пыталась совершить невозможное. Как будто я так и не достигла успеха.
Сколько у нас времени до отплытия? Интересно, много ли несобранных нами семян индигоферы осталось в почве? Вырастут ли кусты в нынешнем году, или их погубят заморозки?
С унылым вздохом я сказала себе, что меня это больше не касается. У этой земли будет новый владелец, в усадьбе на плантации Уаппу поселятся другие люди, как только мы покинем Южную Каролину.
По заливу Уаппу к нашему причалу подплыла небольшая лодка. Я увидела из окна, что к ней бежит Лиль-Гулла, приветствуя пассажира, а затем мчится обратно; за ним с черной траурной лентой на руке неспешно шагает к нашему дому Чарльз Пинкни. Сердце мое пустилось вскачь при виде его, и я не стала себя ругать за эту слабость.
Он был по-прежнему красив, несмотря на застывшее, безжизненное лицо, черты которого заострились в борьбе с недугом супруги и в скорби о ней. Но плечи были все так же широки и расправлены, а походка осталась такой же летящей и целеустремленной.
«Но мне нечего ему предложить», – сказала я в тот, последний раз, миссис Пинкни. «У вас есть все, в чем он нуждается», – возразила она.
Брат по-прежнему что-то говорил, но я встала, оборвав его на середине фразы.
– Элиза, в чем дело?
– У нас гость. Прошу меня простить.
Я поспешила прочь из кабинета, на веранду и дальше, вниз по ступенькам.
Чарльз Пинкни остановился, увидев меня. Его глаза были цвета зимнего океана у него за спиной – темно-серые. Но вода казалась ледяной, а глаза – теплыми, даже в печали.
– Нынче вы не оседлали Чикасо? – спросила я вместо приветствия. Нервы у меня натянулись как струны, я внезапно забыла о хороших манерах. Хотелось обнять этого человека и утолить его боль.
Он улыбнулся:
– Как приятно вас видеть, Элиза. Я уже отчаялся ждать вас в городе, вот и подумал нанести вам визит. Проведать вас и вашу семью.
Я тотчас устыдилась – он и не думал меня упрекать, конечно, но я заслуживала упрека. Побывала на похоронах, видела, как он прощается с любимой женой, моей дорогой подругой, и спешно вернулась на плантацию, где замкнулась в своем одиночестве. Бедный мистер Пинкни. Как ему, должно быть, тоже одиноко.
– Мы были слишком заняты приготовлениями к отплытию на Антигуа. – Я попыталась улыбнуться. – Заканчиваешь с одним делом и тут же оказывается, что работы еще непочатый край. Идемте в дом, я велю сделать чаю. Расскажите, как у вас дела.
– Честно признаться… – он огляделся, – я рассчитывал немного прогуляться с вами. У меня есть важные новости.
Я обернулась и взглянула на окна дома, как будто мне надо было получить разрешение на прогулку. Но у кого я собиралась его просить? Мы с маменькой почти перестали разговаривать. Разве что у Эсси… Формально разрешение мог бы дать мне Джордж, хоть он и младше на три года, но это же смеху подобно.
– Конечно, идемте.
Я удивилась, когда мистер Пинкни подал мне руку. Поколебалась мгновение и взяла его под локоть. Моя кисть казалась совсем крохотной на рукаве его камзола. Чарльз тоже на нее смотрел. Неужто тоже зачарован ее хрупкостью?
– Моя маленькая мечтательница… – прошептал он. – Визионерка…
– Что, простите? – Мне показалось, я неверно расслышала.
Он покачал головой с легкой улыбкой:
– Идемте. Покажите мне вашу индигоферу. Она ведь по-прежнему ваша? Земля уже перешла к другому владельцу, но не растения и семена, верно?
Я вздохнула:
– Да. Надеюсь, семена мы успеем собрать до отъезда. – Меня охватила печаль, в горле встал ком, и я сглотнула. – Я бы хотела поделиться с вами семенами и рассказать, как делать индиго. И может быть, у вас будет возможность купить наших негров?
Чарльз остановился.