– Я вижу глаза женщины. Незабываемые глаза женщины.
У меня перехватывает дыхание.
– Какая же я женщина? Я девочка.
– Неважно. Я вижу то, что вижу.
– То есть будущее? Это дар, которым наделены твои глаза? Ты можешь «видеть», как твоя бабушка?
Он качает головой и после долгой паузы, во время которой на его лице отражаются противоречивые чувства – будто тени от облаков, скользящих по хмурому небу, – произносит:
– Сегодня день прощания.
– Почему? – удивляюсь я и хмурю брови.
– Ты уедешь. Очень далеко. Туда, где тебя запомнят навсегда.
– Вот уж нет. Никуда я не уеду.
Я только вернулась из Англии. Никто в семье не заговаривал о том, чтобы покинуть Антигуа.
Он снисходительно качает головой:
– Уедешь. Но мы все равно еще встретимся.
– О чем ты говоришь?
– Однажды тебе понадобится моя помощь. И я приду. – Он поднимает два пальца и прижимает их к кожаному мешочку, который висит у него на шее.
– Бенуа Фортюне, ты самый странный мальчишка на свете. Разумеется, мы встретимся. Завтра.
Я вскочила на постели рывком, сердце гулко колотилось, в горле пересохло. Еще раз прокрутив в голове сон, я пришла к выводу, что весь разговор после того, как мы с Беном прочитали несколько стихотворений и он нашел их трудными для понимания, был плодом моего воображения, а не воспоминанием. Но живот у меня все еще сводило от волнения, и пристальный взгляд темных глаз Бена казался абсолютно реальным.
Я свесила ноги с кровати, посмотрела в окно – и почувствовала облегчение, потому что уже пора было вставать.
Поспешно одевшись, я пробежалась по списку дел на день, добавила новые и отметила первоочередные. Затем тихонько спустилась по лестнице и вышла из дома в тусклое сияние занимающегося утра. Вдохнула свежий солоноватый воздух Уаппу-Крик, сдобренный ароматом жасмина, направилась к полю индигоферы и первым делом тщательно осмотрела маленькие зеленые побеги – боялась нового нашествия паразитов.
Краем глаза я поймала какое-то движение в поселке рабов. Кто-то там уже проснулся и развел огонь в очаге. Дым поднимался клубами и растворялся на фоне серого неба. Я различила высокую горделивую фигуру Сары – она подходила к своей двери. Открыла створку и бесшумно проскользнула внутрь.
На мгновение я решила, что мне это померещилось. Стиснув зубы, я перевела взгляд туда, откуда она пришла. От соседней двери. В этом не было сомнений.
Позавтракать я еще не успела, но в желудке вдруг возникло ощущение, что он набит обломками устричных раковин.
Ноги сами понесли меня к двери Бена.
Дверь была открыта, и выражение, промелькнувшее на лице Бена, показалось мне легким удивлением. Он как будто ждал кого-то другого, а явилась я. То есть не то чтобы он меня совсем не ждал… В общем, я восприняла это как разрешение войти, но одновременно так занервничала, что почудилось, будто сердце сейчас выпрыгнет – оно колотилось уже где-то в районе горла, невозможно было ни сглотнуть, ни заговорить.
Бен стоял с обнаженным торсом и держал в руках мокрую тряпицу. К горькому запаху щелочного мыла с миртовой отдушкой примешивались другие, хорошо различимые – солоноватый запах свежего пота и мускуса.
Похоже, я отвлекла его от умывания.
Мгновения летели в полной тишине. Лицо друга было таким привычным и вместе с тем незнакомым.
На груди у Бена висел маленький кожаный мешочек, и я чуть не вздрогнула, вспомнив его.
Бен отступил, впуская меня в свое жилище.
Но я вдруг оцепенела, ноги словно приросли к земле.
Тогда он, увидев, что я не двигаюсь, бросил:
– Сейчас выйду.
И дверь закрылась у меня перед носом.
Я перевела дыхание, добрела кое-как, шелестя опавшими листьями и сосновыми иголками, до лежавшего на земле бревна, и уселась.
Бен вышел через несколько минут. Он опустился на другой конец бревна, уперев локти в колени и свесив ладони.
У меня пылали щеки, несмотря на утреннюю прохладу; перед мысленным взором Сара спешила к своей двери.
Я знала, что мне нужно отступить, потому что Сара заслуживает счастья. А уж Бен – тем более.
– Я ее видела. – Слова вырвались сами, и мне захотелось откусить себе язык.
Бен посмотрел на меня – мне показалось, он хочет спросить, о чем я. Эта его ужасная манера избегать разговоров со мной и открывать рот лишь в ответ на вопрос превращала общение в сущую муку. Он был рабом, а я госпожой.
– Я видела, как она вышла отсюда, – голос у меня дрогнул. – Сара.
Ужаснувшись от того, что выдала свои чувства, вызванные визитом Сары к нему, я крепко сжала челюсти, чтобы не ляпнуть еще что-нибудь лишнее.
Это было не мое дело.
Но Бен не заметил, что со мной творится, – он доставал из кармана ножик и деревяшку.