Поздно вечером они гуляли по душистому саду… Лиза бросала взгляды на подругу, рассеянно разглядывающую пестрые цветы, и думала, что понимает, почему ее отцу нравится Катенька Вересова с ее неброской, строгой, одухотворенной красотой. Это был тот случай, по мнению Лизы, когда внешний облик вполне соответствовал внутреннему. И как идет Кате простое голубое платье и скромная шляпка… наверняка в роскошном наряде она утратила бы часть своей прелести. Нет, лучшей невесты для отца не сыскать.
— Лизонька, а мне Алексей Никитич ведь не сказал, что ты замуж вышла, — Катя меж тем продолжала начатый разговор.
— Да отец не слишком-то рад был моему замужеству. Это сейчас он к Феде уже привык. А ведь у нас даже свадьбы не было, все очень необычно получилось.
— Может быть, расскажешь?
— Конечно же. Но и ты расскажи, что там у вас происходит с моим папенькой? Вы поссорились?
— Вряд ли можно назвать это ссорой, и все же… — Катенька замолчала, задумалась.
Лиза, улыбаясь, смотрела на кусты белой сирени. Отцвела уже сирень, а, кажется, чуть ли не вчера прилетала, как и обещала, Забава-Соловушка, дочь Сварога, и в соловьином облике воспевала ее белопенную красоту. И так захотелось поделиться хоть капелькой волшебства с серьезной и печальной Катей!.. Так что Лиза, не таясь, рассказала ей всю свою историю.
Откровенность за откровенность — Катя тоже ничего не утаила, пересказала и последний разговор с Алексеем.
— Я могу понять отца, — задумчиво отвечала Лиза. — Мне даже кажется порой, что он себя ненавидит. Хуже всего то, что в драконьем облике он себя не помнит. Но что мы можем сделать, Катя?
— А что, если у самой Малахитницы помощи попросить?
— Думала уже об этом, и у Забавы спрашивала. Так она говорит, что трудно с Хозяйкой Медной горы по своей воле увидеться. И даже будучи в Заппределье, в ее царство, Подгорье, просто так не попадешь. Вот ежели сама позовет…
— А ты бы хотела ее увидеть?
— Еще как хотела бы!
— Скажи, Лиза… А тебе ящеркой не страшно оборачиваться?
— Ничуть не страшно. Поначалу, конечно, не по себе было немножко, но Федя рядом был, помог мне… А теперь легко-легко! Сама легче становишься, видишь все человеческими глазами, но как будто ярче. И все мелочи исчезают, все глупости. Думаешь только о полете. Эх, как жаль, что у отца не так…
— Правда, жаль, — эхом отозвалась Катя. Она о чем-то напряженно раздумывала, наконец, решилась. — Лизонька… у меня к тебе необычная просьба. Дай мне, пожалуйста, поносить хоть денек тот самый малахитовый перстень.
Лиза насторожилась.
— Мне не жаль, да только на что тебе? Не поверю я, что ты отца приворожить собралась. Да и не помог бы он тебе в таком деле.
— Нет, что ты! Просто… он ведь из рук самой Медной горы Хозяйки был получен. Ну и вдруг…
Теперь юная Воронова пытливо взглянула на Катю.
— А… вот ты о чем! Смотри, рискуешь. Но перстень принесу, изволь. Не хочу, чтобы ты думала, будто я тебе не доверяю.
Вскоре стемнело. Короткая летняя ночь вступила ненадолго в свои права. Гостевая комната была уютной и прохладной, но Катя никак не могла уснуть. Наконец она встала, накинула капот и села в кресло у полуоткрытого окна, погружаясь в нереальность лунного света. На ее пальце приятной тяжестью ощущался малахитовый перстень, и она все пыталась вглядеться в естественный узор на камне в виде причудливого цветка. Ей казалось, что и цветок пристально смотрит на нее круглым глазком в сердцевине. Малахит будто жил своей жизнью и странной чарующей магией пытался заворожить ту, которой не был предназначен. Кате все казалось, что цветок вот-вот оживет, шевельнется, и сама Медной горы Хозяйка заговорит с нею… Это было и прекрасно, и жутко. И этого она больше всего сейчас хотела.
В какой-то миг малахитовый цветок подмигнул Кате — девушка могла поклясться, что это было именно так! Она испугалась, едва сдержала желание сорвать перстень с пальца и отшвырнуть от себя. Но тут же разозлилась, как бывает иногда, когда стыдишься собственного страха.
— Что же ты, повелительница гор? — сказала Катя вслух. — Правнучку свою волшебством одарила, а до внука тебе и дела нет. Мучается он от чужого колдовства и погибает, и уж кому как ни тебе помочь бы ему. Жестокая ты, бессердечная! Одно слово — каменная.
Тут у нее внезапно закружилась голова, и все вокруг изменилось…
Катя не видела, как начала бледнеть луна, как небо за окном зарумянилось, призывая июньский день. Там, где находилась она сейчас, не было дня, да и ночи, пожалуй, не было. Медь горела рыжим солнцем, сияли россыпи самоцветов, волшебно переливались пещерные кристаллы, радужно расцвечивая тьму.
Хозяйка Медной горы сидела на каменном выступе, и Катя сразу поняла, что это она, Малахитница, хотя представляла ее совсем иначе — величавой рослой красавицей с ликом, словно высеченным из камня. Перед ней же была невысокая худощавая девица в длинном малахитовом платье, которая нетерпеливо постукивала ножкой, вертела в пальцах кончик густой черной косы, а лицо у нее было живым и изменчивым, и сейчас на нем явно читалось выражение досады. «Ящерка…» — всплыло в мыслях у Кати.