Девушка брата

— Доброе утро, красавица! — глумливо пропел Шаламов. — Как спалось на новом месте? Жених приснился невесте? Стас, не в курсе, с замужними это действует?

Стас… Тот, кто пытался завербовать моего брата на нелегальные бои. Вот он кто.

— Я мог бы рассказать.

— Ну, подожди-и, давай хоть капельку потянем интригу, — Шаламов приблизился, и я инстинктивно дернулась, стукнувшись затылком о стену.

Так странно, неуместно выглядел здесь этот мужчина — в льняном летнем костюме светло-голубого цвета и рубашке, настолько белой, что показалось, она светится в полумраке. Аккуратная стрижка, холеное лицо. Непроницаемое, без малейшего проблеска эмоций.

Присел на корточки, рассматривая меня как диковинную зверушку в зоопарке.

— Не испачкайтесь, — услышала свой шепот.

— Что?!

— Ваш костюм, — кашлянула, прочищая горло, — такой красивый. Будет жалко извалять его в пыли.

Откинув голову назад, он раскатисто захохотал. Так, будто смешнее шутки не слышал. От этого смеха у меня мороз прошел по коже, вызывая новую волну дрожи.

Хохот резко оборвался, будто кто-то вдруг его выключил, щелкнув кнопкой. Казавшиеся черными глаза прошлись по всему телу так, что казалось резали кожу как острые лезвия.

Нарочито неторопливо он сунул руку во внутренний карман пиджака и достал телефон. Простенький, старый, покоцаный. Чтоб не отследили. Так же медленно, не хватало только комментировать каждую нажатую кнопку, набрал номер.

Я знала, кому он звонит, даже если б не видела цифр.

— Здравствуй, Молот, — произнес он.

До меня донесся отчаянный, хриплый крик. Знакомый голос, только слов не разобрать.

— Какой догадливый, — вкрадчиво продолжил, игнорируя реакцию, — избавил от необходимости тратить время на объяснения причин звонка. Не все, значит, мозги в клетке отбили… Хотя… Судя по поступкам…

Прервался и вдруг резко и больно схватил меня за челюсть, поднеся другой рукой к лицу трубку. Я вскрикнула скорее от неожиданности. И услышала отрывком:

— …не трогай ее! Со мной делай что…

— Так и будет, — убрав трубку от моего лица, Шаламов поднялся, — послезавтра ночью зайдешь в клетку. Выиграешь, получишь ее обратно. Прямо в зале и получишь, а нет…, - многозначительно умолк, — сам, понимаешь, я большие деньги потеря. Придется подумать, как компенсировать. Время и место сообщу позже. Ну а надумаешь юлить, — снова сделав паузу, прошелся по мне взглядом, — сначала я проверю, что там у нее между ног снесло тебе крышу, а потом это сделают все мои люди. По очереди или вместе, как пожелают. И после получишь ее обратно. Частями.

И прервал соединение.

Вновь сел возле меня на корточки.

— Конечно же, он приедет. И ни слова никому не скажет. А знаешь, что случится там, в клетке? — медленно протянул, с наслаждением рассматривая мое лицо. — Его убьют. Забьют насмерть. Не спеша. Это же шоу.

— Пожа-луйс-та… Хотите завод? Только скажите, он отдаст. Правда….

А он снова засмеялся.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 65

— Конечно же отдаст. Такой наш уговор, — сказал, отсмеявшись. — В клетке убьют твоего Молота. Сазонов-старший… Не молодой ведь человек, всякое может случиться. Вдруг сердце потери сына не выдержит? Кто знает? И вот тогда, Глеб отдаст мне завод, а я ему — тебя.

До слуха донеслись чьи-то противные, надоедливые поскуливания, резко переходящие в рыдания. За ними дальнейшие слова Шаламова померкли. А он сам превратился в размытое, светлое пятно в чернильном полумраке.

Хлопнула дверь. Они со Стасом вышли.

Зажав рот ладонью, я ревела. Раскачиваясь из стороны в сторону как безумная, выла от боли и бессилия. Как дикое животное, обезумевшее в неволе.

Воспоминания раздирали изнутри. Терзали, когтили душу, как коршуны добычу. Такие яркие, красочные, как будто все это происходило сейчас, наяву.

Я снова впервые столкнулась взглядом с глазами Влада. Впервые оказалась в его руках, почувствовала губы на своих, растерявшись от нахлынувших эмоций.

Вновь ощутила, как лечу в пропасть. Вновь коснулась своей душой к его — истерзанной, кровоточащей от незаживающих ран, нанесенных самыми родными людьми и им самим. Ранимой, отчаянно храброй и отважной. Сильной. Светлой и чистой, вопреки всему.

И спрятанной под годами наращиваемой броней озлобленности, которую я снова и снова пыталась пробить, чтоб излечить раны своей любовью. Огромной, безумной, всеобъемлющей. Такой, какую я и представить себе не могла. Такой, как и его ко мне.

Мы слились воедино, проросли друг в друга, так что не оторваться. Мы такими счастливыми были…

В моей маленькой квартирке, подаренной доброй женщиной, ставшей мамой моей маме, а мне — доброй бабушкой.

Под ясным небом Доминиканы, в таких же голубых, как оно, водах океана. В райском месте, так похожем на нашу любовь, если б можно было придать ей физическую форму.

Господи, зачем? Заче-е-ем, мы оттуда вернулись? Почему не остались там, сбежав ото всех?

Ты знаешь, почему!

Потому, что, как оказалось, Глебу нужны не только деньги. Ему нужна и я. И он все равно бы нашел способ.

— Ублю-у-удок! — завыла я охрипшим от рыданий голосом.