- Нет. Другому парню. Не важно. Я с ним больше не дружу. - Она включила воду и смыла с рук грязь и масло.
- Кто научил тебя вскрывать замки?
- Кайри, я не собираюсь говорить с тобой об этом, хорошо?
- А почему нет?
- Я же сказала. Я не хочу говорить о своей жизни. Не хочу высовываться, делать свою работу и во всем разбираться. Я не хочу проблем, потому что маленькая монашка-девственница влюбилась в меня и никак не оставит меня в покое.
Улыбка и восторг исчезли из глаз Кайри, как цвет исчезает от слишком многих стирок.
- Я не...
- Да. Ты следуешь за мной повсюду, ты задаешь мне миллион личных вопросов, ты одержима желанием узнать, почему я здесь, хотя я уже говорила тебе дюжину раз, что не хочу об этом говорить. Ты не первая девушка, которая влюбилась в меня. Я знаю, как это выглядит. И меня это не интересует, ясно? Иди и будь монахиней. Возвращайся в лазарет и помоги им с сестрой Марией Анжеликой. Перестань думать обо мне.
Кайри сложила руки перед собой. Они исчезли под ее расклешенными рукавами.
- Элли, я не могу, - ответила Кайри. - Я пытаюсь перестать думать о тебе, но вот ты снова, в моей голове. Я спрашиваю тебя о твоей жизни, потому что сказала себе, что думаю о тебе потому, что ты для меня загадка. И если я разгадаю тайну, то ты перестанешь быть мне так интересна, и я больше не буду думать о тебе. Но это не работает. Ты ничего не рассказываешь мне о себе, а я все думаю о тебе утром, днем и ночью. - Кайри замолчала, а когда заговорила снова, ее голос превратился в шепот. - Особенно ночью.
- Это не моя проблема, - сказала Элли, хватая бумажное полотенце, чтобы вытереть руки.
- Знаю. Но, может быть, если бы ты попыталась помочь мне... может быть, если бы ты рассказала мне что-нибудь о себе... откуда ты знаешь, как вскрывать замки, или почему ты здесь, или почему твои сложности такие сложные. Я имею в виду, я знаю, что это сложно. Я монахиня, влюбленная в другую женщину, которая стоит в двух футах от меня. Это сложно.
- Он священник.
- Что?
- Ты действительно хочешь знать, почему у меня такое сложное положение? Вот. Я сказала. Мой любовник, от которого я сбежала, - католический священник. Он увлекался жестким БДСМ, садизмом и бондажом, и я научилась вскрывать замки, чтобы при желании выбраться из всего, во что он меня втягивал. Вот и все. Я ответила на твои вопросы.
Кайри уставилась на нее. Ее глаза были широко распахнуты от шока. Она не произнесла ни слова, не издала ни звука. Это было самое долгое молчание Кайри в ее присутствии. Шок в ее голубых глазах сменился ужасом, а затем чем-то еще более страшным.
Отвращение.
Кайри развернулась и вышла из уборной, не сказав больше ни слова.
И, как она и хотела, Элли, наконец, осталась одна.
Глава 18
Элеонор перелистнула страницу в своей книге, подложила под голову вторую подушку и принялась читать. Она была так поглощена рассказом, что едва услышала, как открылась дверь в ее спальню. Но не была настолько поглощена рассказом, чтобы не почувствовать, как кровать шевельнулась, когда кто-то сел на нее.
И все же она продолжала читать, не отрывая взгляда от лежащих перед ней слов.
- Граф Монте-Кристо, - сказал Кингсли, протягивая руку и выхватывая книгу из ее рук. - Отличный выбор. История о горькой мести с идеальным концом.
- Я получаю удовольствие, - ответила она. - Получала удовольствие, пока кто-то грубо не прервал. - Она забрала у него книгу и устроилась на подушках. Была почти полночь, поэтому на ней была только одна из рубашек Кингсли - белая с жемчужными пуговицами спереди. Она закинула ногу на ногу и попыталась продолжить чтение. Затем она почувствовала руки Кингсли на своих ногах. Он раздвинул их.
- Кингсли...
- Тебе уже лучше, chérie?
Она посмотрела на него поверх книги.
- Намного.
- Bon. Très bon, - сказал Кингсли, наклоняясь и целуя ее бедро.
Она продолжила чтение.
Кингсли расстегнул третью пуговицу на его рубашке, которую она решила украсть для сна. Он отодвинул ткань в сторону и поцеловал ее левый сосок. Она ощутила восхитительное напряжение в животе.
- Кингсли, ты здесь чтобы соблазнить меня? - спросила она. - Пока я пытаюсь читать?
Он обвел языком вокруг ее соска и ответил, - Oui.
- Оу, - ответила она, закрывая книгу с громким хлопком.
- Тогда какого хрена я это читаю?
Она швырнула книгу через всю комнату. Кингсли рассмеялся и сел.
- Тебе следовало быть повежливее с Дюма, - сказал он. - Величайший французский писатель.
- Я предпочту быть вежливой с тобой, monsieur. Величайший французский любовник.
Кингсли оседлал ее колени и поцеловал в губы. Это был медленный, мягкий, чувственный поцелуй, всего лишь прелюдия к каким-то декадентским планам, которые он строил для нее этой ночью. Как бы она ни скучала по Сорену, когда тот уезжал, по крайней мере, он всегда оставлял ее с лучшей в мире нянькой.
Кингсли просунул руку ей под рубашку и положил на живот. Как хорошо обученный сабмиссив, она раздвинула для него ноги и предоставила доступ к каждой частичке себя, которые он только мог пожелать.