- Я сделала аборт, а это значит, что я не только разбила сердце Кингсли, но и отлучена от церкви. Сейчас мне позволено быть эмоциональной. Но нет ничего иррационального в том, что я не хочу выходить за тебя замуж. Возможно, это самое рациональное решение, которое я когда-либо принимала. Ты католический священник, которому нравится быть им. Ты призван быть священником. Однажды ты сказал мне, и еще тысячу раз рассказывал, как счастлив быть священником. Ты будешь несчастен, если уйдешь из церкви. Я знаю тебя. Брак со мной не сделает тебя счастливее, чем делает священничество. Это твое призвание. Брак со мной - не твое призвание.
- Мое счастье также не имеет значения для этой дискуссии.
- Не для меня. Я не позволю тебе обижаться на меня до конца наших дней, потому что позволила тебе сделать что-то в припадке безумия, и что нельзя исправить. Я уйду от тебя прежде, чем позволю тебе растратить свое счастье на какую-то ошибочную попытку сделать из меня честную женщину. Сорен, этот поезд ушел.
Он встретился с ней взглядом и посмотрел ей в лицо. Он был стеной, гранитной стеной, бетонной и укрепленной сталью.
- Я принял решение, - ответил он так холодно, как никогда.
Элеонор наклонилась и расстегнула молнию на своей спортивной сумке. Из нее она достала стек, который подарил ей Кингсли. Она взяла его за рукоятку, и когда Сорен потянулся к трубке снова, она резко ударила по столу.
- Я доминировала над Кингсли, пока тебя не было, - сказала она в ответ на его непонимающий взгляд.
- Ты что?
- Я доминировала над Кингсли, пока тебя не было, - повторила она. - Несколько раз. Я причиняла ему боль. Порола его, резала его, жгла его и трахала в зад страпоном. И мне понравилось.
- Тебе понравилось.
- Мне понравилось. Я обожала каждую секунду. Сначала это меня пугало. Но как только я начала, я уже не могла остановиться. Чем больше я причиняла ему боли, тем больше мне хотелось причинить ему боли. Он купил мне этот стек в подарок, и я использовала его на нем.
- Ясно.
- Я свитч, - сказала она. – Может, даже не свитч. Может, я Доминант, и мне потребовалось так много времени, чтобы понять это. Но я не саба. Если я и уверена в чем-то, то в этом.
- Тогда чем, скажи на милость, мы занимались последние шесть лет?
- Мне нравится подчиняться тебе. Большую часть времени. Сегодня - ненавижу. Мне понравилось доминировать над Кингсли. И я хочу сделать это снова. Хочу делать это с другими людьми. Я хочу иметь собственного сабмиссива – может, Кингсли, если он позволит - и хочу причинять ему боль сколько могу, и так часто как могу, и так сильно, как могу.
Она произнесла эти слова, чтобы сделать больно Сорену, и когда сказала их, то поняла, что они были правдой.
Они молча смотрели друг на друга. Наконец Сорен заговорил.
- Нет, - сказал он.
- Нет, что?
- Я не разрешаю тебе доминировать над Кингсли снова.
- Разрешаешь? Не помню, чтобы спрашивала твоего разрешения доминировать над ним.
- Ты не спрашивала. И если бы спросила, я бы запретил. И говорю сейчас. Нет.
- Почему нет? Он тебе больше не нужен. Почему я не могу его заполучить?
- Не вздумай говорить мне, что я чувствую к Кингсли, Элеонор.
- Хорошо, тогда я скажу тебе, что я чувствую к Кингсли. Я хочу доминировать над ним как можно чаще. Я не сабмиссив. Я свитч.
Затем он взял у нее из рук антикварный деревянный стек с резной костяной рукояткой и разломал его на три части.
- Так же, - сказал он и швырнул один фрагмент через всю комнату, запуская его словно мальчишка-газетчик швыряет утреннюю газету. - Абсолютно. - Швырнул второй фрагмент. - Несущественно.
Деревянные обломки стека с отвратительным треском ударились о стену и с грохотом упали на пол.
С губ Элли сорвался звук. Что-то вроде животного скулежа, похожего на звук, который она когда-то слышала от собаки после того, как ее сбила машина.
На налитых свинцом ногах она подошла к куче теперь уже бесполезных щепок и опустилась на колени. Один за одним она собирала осколки.
- Ублюдок, - сказала она, глядя на его со слезами на глазах. - Это был подарок мне от Кингсли.
- Тебе запрещено иметь какие-либо контакты с Кингсли. Пока я не разрешу.
- Он подарил его мне. Он был мой. Не твой.
- Все что твое - мое, - ответил Сорен. - Ты принадлежишь мне. Твое тело принадлежит мне. Твое сердце принадлежит мне. Твое будущее принадлежит мне. Твои решения - мои. Твоя жизнь принадлежит мне. Ты моя.
Элли не думала, что сможет это сделать. Она не думала, что у нее хватит сил встать еще раз. Но каким-то образом она нашла в себе силы и наконец поднялась на ноги.
- Я своя собственная.
- Что ты сказала? - спросил Сорен, прищурившись на нее.
- Я своя собственная, - повторила она, прижимая к груди обломки стека. Она повернулась к нему спиной и пошла прочь.
- Куда ты идешь? - крикнул Сорен.
Элеонор не ответила. Она продолжала идти. Она прошла по коридору и спустилась по лестнице. Нашла свое пальто и сумочку, и направилась к задней двери.