Девственница

Как прочие англичане, я молилась об Эдуарде всякий раз, как приходила в церковь. Однако за жизнь его я не опасалась: он молод и крепок, от кори умирают только младенцы, а от оспы — только хилые с рождения. Роковая беспечность! Он своими голубыми глазами видел гораздо дальше; он и Нортемберленд. И обоим было, что терять.

Однажды, когда король болел, я читала у себя в комнате. Вдруг нежданно-негаданно — его не было при дворе уже несколько месяцев — вошел Робин. Но это был не тот Робин, которого я знала. Бледный, встрепанный, он, казалось, постарел лет на десять и, преклоняя колено, прятал глаза.

— Ну, Робин, — сказала я с нервическим смешком. — Как вы? И как вам живется с молодой женой?

— Простите, мадам… давайте не будем об этом.

Что? Неужели с пряника уже сошла позолота? О, мой бедный Робин…

— Тогда к делу, — сказала я как могла сухо. — Что привело вас сюда?

— Его милость герцог, мой отец, шлет вам это.

Он махнул стоящему в коридоре слуге, и тот внес полированную, окованную медью шкатулку. Внутри лежали написанные по-латыни документы на владение… «усадьбой Хэтфилд…» и другие на «…строения по Набережной, именуемые Сомерсет-хауз…»

— Что это значит?

— Герцог Сомерсет позволил вам жить в Хэтфилде, и вы решили, что усадьба принадлежит вам. Но это не так: он владел документами и мог выгнать вас в любую минуту. Теперь мой отец дарит ее вам — в полную собственность, навечно. А с дозволения короля он передает вам и городской дом покойного герцога на Набережной.

— А с какой стати?

— Вы — любимейшая сестра короля, и его милость желает…

Я понимала: он, как актер, повторяет, что ему велели.

— О, Робин, умоляю вас, скажите, что это значит?!

Он замялся.

— Намечаются… перемены, — с каменным лицом произнес он. — Если бы вы согласились поспособствовать… поддержать… или хотя бы тихо оставаться в Хэтфилде…

— Какие перемены? И зачем мне уезжать в Хэтфилд? Почему мне нельзя остаться при дворе?

— Вы узнаете в свое время.

Я взглянула на документы, потом на этого холодного незнакомца.

— А если я откажусь… способствовать?

— Носилки готовы — они ждут у дверей. По приказу короля вы немедленно покидаете двор.

Глава 13

По приказу короля?

— Позвольте мне поговорить с Его Величеством!

— Мадам, это невозможно…

— Я поговорю с королем!

Лицо его сильно исхудало, он был очень бледен. Я-то думала, у него просто недомогание. Теперь я видела болезнь в его глазах, в тонких посиневших губах, недуг чувствовался даже в атмосфере комнаты. И что еще хуже: я вновь видела Эдуарда, внушавшего мне страх, холодного фанатика моих первых дней при дворе.

Однако начал он приветливо, хотя его словам и недоставало теплоты:

— Итак, сестрица, ваших владений прибыло! Хэтфилд, и Сомерсет-хауз, и, как я полагаю, еще усадьба или две — разве не так, милорд?

Он слегка обернулся к Нортемберленду, который предупредительно склонился над постелью. Тот ответил без промедления:

— Да, сир.

Я собрала все свои силы.

— Сэр, я хотела бы знать, чем заслужила столь щедрый дар из рук Вашего Величества.

Он взглянул мрачно.

— Король, наш отец, завещал вам Хэтфилд. Вы его не получили. Я считаю, лучше устроить все, пока мы можем… пока мы еще живы… чтобы после нашей смерти дьявол не воспользовался нашими грехами недеяния, поскольку и так придется расплачиваться за содеянные.

Что за всем этим скрывается? Я попыталась ободрить его, а заодно и себя:

— Я надеюсь, Ваше Величество не помышляет о смерти! Мы каждый день молимся о вашем здоровье, и я с радостью вижу, что вы идете на поправку.

Он посмотрел мне прямо в лицо.

— Мы все должны умереть, когда пожелает Господь; и я в том числе.

Его глаза были пусты. В лице не было ни кровинки, он лежал в белой рубахе, безжизненно вытянув руки и ноги, словно уже и не живой человек, а мраморное изваяние.

Я почувствовала себя на краю пропасти. Если Эдуард умрет… Но и сейчас я не могла помыслить немыслимое.

Нортемберленд, хваткий, как терьер, воспользовался паузой:

— Его Величество сделали этот подарок, мадам, чтобы показать вам силу своей щедрости…

И силу своей власти надо мной?

— …награждать тех, кто чтит его богоугодную политику, кто искренно старается следовать его заповедям…

— И подчиняется моим законам!

Голос Эдуарда резанул, как скальпель хирурга, оставив в моей душе кровоточащий порез.

— Мы все повинуемся вам, сир, вы — король.

Но и король может ошибаться, как ошибался отец.

Я принудила себя продолжить:

— Господь повелел нам слушаться вас — во всем, что не противоречит закону и соответствует слову Божьему…

Нортемберленд сдержался, чтобы не вздрогнуть, и повернулся к королю. Эдуарда свела судорога, он закашлялся. Они обменялись молниеносными взглядами; грозовой диалог между ними продолжался некоторое время, но ни слова не было произнесено вслух. У меня упало сердце, но я продолжала лепетать:

— Не то чтобы Ваше Величество могли преступить закон…