Девственница

Я сама была готова его убить — вы можете представить себе мои чувства! Дело было не только в уязвленной гордости и тщеславии, что заставило меня поверить, что его глаза искали меня, в то время как его внимание занимала только эта толстая лестерширская овца, но и в нашей любви, которая могла сложиться совсем по-другому, если бы он тогда любил меня, а не ее.

Я знаю, знаю, она была хорошая девушка, хотя, конечно, очень простая, мне все это говорили и тогда, и потом. Но я не могла простить ей ее животную бессловесность и, более того, ее неприкрытую чувственность, незатейливую, как у коровы, такую же неотразимую для мужчин, как и ее пышные груди. А те, кого Бог создал, чтобы мыслить и чувствовать, чьи тонкие натуры постоянно в напряжении, как струны арфы, должны довольствоваться меньшей аудиторией, — их музыку дано понять не всем.

Поэтому я спрятала гордость подальше, ибо у меня не было желания признаваться в собственной глупости, и выполнила его просьбу.

— Ее зовут Эми Робсарт, — холодно сообщила ему я через неделю или через две. — Она дочь одного норфолкского джентльмена, члена парламента от своего графства.

Я заставила его подождать, потому что всякий, кто использует принцессу крови в качестве посредника, должен смириться с тем, что она будет заниматься его делами, когда этого будет хотеться ей, а не ему. Я также не сочла нужным сообщить, что она — единственная наследница своего отца, владевшего обширными имениями вокруг Фрамлингэма. А саму девушку я отправила обратно в Норфолк, для этого достаточно было намекнуть одной из придворных дам, что сестре короля она не по нраву. Я надеялась, что он ее забудет. Однако этого не случилось.

— Эми! Моя милая, любимая, — совсем обезумел он. — А как дальше?

— Робсарт, — произнесла я со всем презрением, на которое была способна.

— Она завладела сердцем Робина! — Он заливался соловьем. — И клянусь, мое сердце принадлежит ей по праву!

Про себя я злорадно подумала, что до его сердца она не достает: ростом не вышла, и не смогла удержаться от ехидного замечания:

— Если вы на ней женитесь, у вас будут низкорослые дети.

— Неважно, пусть все наши дети будут маленькими, как она! — Теперь он совсем размяк от переполнявших его нежных чувств. — Пусть даже все девочки будут высокими, как я, а все мальчики — маленького роста, как она, лишь бы они были похожи на нее, на само совершенство!

Я была в отчаянии. Но его уже было не спасти: он закусил удила, сломя голову ринулся ухаживать за ней, и не прошло и трех месяцев, как они поженились. Ему было восемнадцать, а ей пятнадцать — возраст вполне подходящий для брака, но слишком молодой, чтобы давать пожизненные клятвы. Счастливица Эми была на седьмом небе от радости, заслонившей все вокруг и лишившей ее последней капли ума, которым она и раньше не блистала. Даже в день свадьбы, когда она шла от алтаря, опираясь на руку жениха и хор пел гимны, по ее цыганского вида лицу с еле заметными усиками над верхней губой — что они там у себя, в Норфолке, не слыхали, что ли, о солях для обесцвечивания, ромашке и лимонном масле? — было заметно, что она все еще не может поверить в свое счастье. Еще бы! Поймать самую лучшую добычу при дворе!

А с его стороны все ворчали, так как почувствовали тут мезальянс и угадали его причины. За свадебным столом Сесил сидел рядом со мной, захватив себе блюдо с линем и осетриной. Что до меня, то я не могла есть. Вино лилось рекой, ночь приближалась, и жених с каждой минутой становился все нежнее, пока невесту не отвели в постель.

— Браки, порожденные вожделением, поначалу сулят радость, — мрачно заметил Сесил, — но их ожидает печальный конец.

Рыба способствовала пробуждению в нем провидческого дара — он предвидел будущее. Я не могла на все это смотреть. Я ненавидела ее, а больше всего — его, и вскоре после их свадьбы, сославшись на домашние дела, требовавшие моего внимания, покинула двор и на шесть месяцев удалилась в Хэтфилд зализывать глубокие раны, нанесенные моему самолюбию.

Но как бы я ни любила Хэтфилд, теперь мне было ясно одно: жить там я не смогу. В последний год я привыкла жить при дворе, и мой дом теперь был там. Отпраздновав Рождество в Хэтфилде, я послала Эдуарду письмо, в котором просила разрешения вернуться. Вместо ответа он прислал отряд королевских гвардейцев с приказом отправляться немедленно. Таким образом, я вернулась, как королева, в сопровождении почетного эскорта из двухсот человек, и поселилась в собственном доме в Сент-Джеймсе, через парк от Уайтхолла.