– Вы меня простите, но я вынуждена уточнить, что вы знаете о наших отношениях с сыном?
– Немного. А все, что знаю, не очень радует.
– Неудивительно. Я была отвратительной матерью. – К этому моменту они уже рассаживаются, и женщина устремляет печальный взгляд в окно.
– Многие из нас совершают ошибки.
– Жаль, что их нельзя исправить.
– А вы пытались?
– Много раз. Но, кажется, слишком поздно. Арсений знать меня не желает.
– Он может быть ужасно упрямым, – вздыхает Маня. – Для меня это не новость. Думаю, вам просто нужно дать друг другу чуть больше времени. Поговорить начистоту, как взрослые люди.
– О, я много раз пыталась сделать и это.
– Безуспешно надо полагать?
– Арсений совершенно не идет на контакт. И самое печальное в том, что я его понимаю. Сенечка думает, что у меня к нему корыстный интерес.
– А у вас его нет? – уточняет Маня, запнувшись на этом «Сенечка», которым Брагу никто кроме матери не зовет.
– Нет. Мне совершенно ничего от него не надо! Я же совсем не для этого здесь!
– А для чего?
– Вы будете смеяться.
– Вовсе нет.
– Я просто знаю, что могу ему понадобиться.
Маня скашивает задумчивый взгляд на притихшую свекровь. Ну, не может этот человек быть плохим! Не мо-жет.
– Тогда очень хорошо, что вы будете поблизости.
– Да-а. Погодите, в каком это смысле?
– У Арсения огромная квартира с кучей свободных комнат. Я тут подумала, что вам совершенно незачем останавливаться в гостинице.
– Нет-нет, что вы, Марфа! Это совершенно исключено. Арсений ни за что на это не пойдет.
– Ну, это мы еще посмотрим. Вот увидите, я сумею его убедить.
– Я очень тронута. И очень ценю вашу готовность выступить в качестве миротворца, – Марьяна Львовна вновь грустно улыбается, – но поверьте, если Арсений застанет меня у себя дома, он взбесится, и тогда, боюсь, достанется не только мне.
– Хм… Вы правы. Такую вероятность нельзя исключать.
– Значит, в отель?
– Ну, вот еще. Есть у меня идея получше. – Стоя на светофоре, Марфа звонит матери. – Алло, мам? Привет! Как дела? Послушай, тут такое дело… К нам прилетела мама Арсения, очень хочет с вами познакомиться. Как насчет небольшого девичника? Да-да, прямо сегодня и приходите…
Надо видеть лицо Браги, когда он возвращается домой!
– Анна Николаевна… Анфиса Павловна. Мама… Я не знал, что у нас сегодня гости.
Марфа вскакивает из-за стола, чтоб не дать разгореться тлеющему в глазах Браги гневу.
– Еще бы! Это сюрприз. Мы на минутку, – обращается Манюня к застывшим с улыбками на лицах собравшимся и выталкивает Арса в коридор.
– Какого черта здесь забыла эта… эта…
– Тш! Ну-ка выдыхай. И челюсть разожми, пожалуйста, если не хочешь, чтобы бабуля скормила тебе глистогонные Принца.
– Глисто… Чего?! – округляет глаза Арсений.
– Глистогонные. Помнишь, мы покупали псу? Так вот бабуля вычитала на упаковке, что те вполне себе человечьи. Еле отговорила ее растолочь тебе пару таблеток.
– Ты что… ты пытаешься мне заговорить зубы, да?
– Ни в коем случае. Я вообще не понимаю, почему ты так рассвирепел. Где твое хорошее воспитание? Это же твоя мать!
– И что? Зачем ее сразу в дом тащить? Только не говори, что ты пригласила ее остаться.
– Именно это я и сделала. Может, тебе она и не нужна, а моим детям, знаешь ли, бабушка не помешает.
– Каким детям? – замирает Арсений.
– Тем, что у нас когда-нибудь родятся. Я человек занятой. Мне нужны помощники. И чем больше их будет – тем лучше.
– Да я ей даже нашего пса не доверю! Не то что наших детей.
– Ну, знаешь ли. У меня в вопросе наших малюток тоже есть право голоса. И я как мать заявляю, что Марьяна Львовна останется здесь!
– Для чего?!
– Для налаживания отношений. Знаешь ли, когда в семье напряжение, дети это очень хорошо чувствуют.
– Но у нас нет детей! – орет Брагин.
– А я тебе про что?! Надо решить этот вопрос, пока те не появились.
Глава 23
Брагин потом еще долго ходит за Маней хвостиком, и так ее касаясь, и эдак… Браге надо убедиться, что она не беременна. А то ведь пойми, уж не всерьез ли она часом про детей запела.
– Ты точно не беременна?
Маня закатывает глаза:
– Мы предохранялись. Помнишь? Потри вот это на терке.
Арс берет сыр и машинально начинает тереть, прежде чем вспоминает, что вообще-то не умеет этого делать. И чиркает по пальцу.
– Ай!