Девочка у моста

Кое-какие из оставшихся Теодору пришлось выбросить, но те, которые ему были особо дороги, он оставил и держал как раз в этом самом офисе. Поднявшись, он вышел в соседнюю комнатушку, в которой шагу нельзя было ступить, чтобы не натолкнуться на какую-нибудь коробку с различными каталогами, документами финансовой отчетности и материалами по генеалогии. На книжных полках теснились фолианты, среди которых Конрауд заметил и известную работу о семейных династиях Скагафьордюра[16].

— Вот поэтому я вас и пригласил сюда, — объяснил Теодор, роясь в бумагах. — Все коробки с документами я перенес в этот офис.

Конрауд бросил многозначительный взгляд на Эйглоу, словно в подтверждение своих слов о том, что она зря подозревала Теодора в отсутствии гостеприимства. Однако женщина, судя по выражению ее лица, осталась при своем мнении.

— Но я должен вас предупредить, что пока так и не нашел времени, чтобы досконально изучить все эти записи, — подал голос специалист по генеалогии, вытаскивая из комнатушки две переполненных коробки. — Может, вы среди них что и обнаружите. Иногда у меня возникает желание опубликовать дневники или использовать в качестве основы для романа. В них огромное количество описаний явлений призраков. Мой отец был знаком с Берти — я имею в виду Энгильберта, вашего папу, — обратился он к Эйглоу. — Отец, бывало, вспоминал о нем. Ну и о его трагическом конце, разумеется. Это ведь был несчастный случай?

— Да. — Временами Эйглоу удивлялась тому, как много людей знало ее отца. — Да, это был несчастный случай.

— Эта схема со спиритическими сеансами была крайне простая, — продолжил Теодор. — И в этом нет ничего удивительного: люди, как говорится, обманываться рады. Судя по всему, в военные годы Энгильберт за короткое время расширил круг своих клиентов. А его подельник не жалел сил, чтобы оказывать ему содействие: он изучал списки участников сеансов и собирал о них информацию из различных источников — в основном из их генеалогических древ. Он, по-моему, даже платил одному генеалогу, чтобы тот делился с ним данными об усопших родственниках простодушных клиентов Энгильберта: у кого-то старший брат в аварии погиб, а у кого-то один из родителей скончался от ужасной болезни… В общем, ему требовалась информация об именах, семейных узах, обстоятельствах смерти и тому подобное — то есть все то, что можно было бы при случае упомянуть во время спиритического сеанса.

— Вот оно что, — пробормотал Конрауд.

— Здесь эти самые дневники, — указал на коробки Теодор. — Они почти все из шестидесятых — как я понимаю, именно этот период вас и интересует. Прошу прощения, но отдать вам их я не могу — хотя полиции стоило бы доверять, — улыбнулся он, обнажив крупные зубы под седыми усами. — Это мемуары моего отца, и я намерен воспользоваться ими в будущем, так что мне не хотелось бы, чтобы они оказались в чужих руках. Вы можете почитать их здесь.

Конрауд поблагодарил Теодора за готовность помочь и заодно напомнил ему, что больше не работает в полиции. Потом он поинтересовался, не унаследовал ли Теодор от отца экстрасенсорные способности. Тот пригладил свою бородку и покачал головой, признавшись, что не особо верит в паранормальные явления, хотя и является сыном медиума. Произнося эти слова, он бросил взгляд на Эйглоу, которая, однако, сохраняла невозмутимость. Тогда Теодор снова обратился к Конрауду, сообщив, что не помнит каждого конкретного случая, о которых ему рассказывал отец, — даже если речь шла о каких-то особенных событиях, когда его отцу приходилось применять свой дар экстрасенса по максимуму.

— Однако мне врезалась в память история о женщине, которая обратилась к отцу, когда у нее умерла дочь. Именно та история, о которой вы говорили мне по телефону, — взглянул он на Эйглоу. — Отец был человек сентиментальный, и очень хорошо запомнил ту женщину. У нее была единственная дочь, которая так трагически погибла, и ей хотелось докопаться до истины. Отец слышал о происшествии на Тьёднине, но не был знаком с его подробностями, поэтому мне неизвестно, смог ли он в результате помочь той женщине, ну или хотя бы немного облегчить ее страдания.

— Значит, вы не против, если мы полистаем эти дневники? — спросила Эйглоу. Вообще-то, она уже, не дожидаясь особого приглашения, погрузилась в чтение, и реплики мужчин пролетали мимо ее ушей. Она извлекла из одной коробки несколько общих тетрадей, на обложках которых были ручкой обозначены годы с тысяча девятьсот шестьдесят первый по тысяча девятьсот шестьдесят пятый, и обратила внимание на то, что каждая из них включала записи примерно за три месяца. Страницы были разлинованы, и наверху каждой из них была помечена дата. Почерк у отца Теодора был очень разборчивый — почти как у ребенка, так что разобрать его не составляло трудности.

— Конечно, конечно, — кивнул Теодор.