Девочка у моста

Ласси был единственным пациентом в палате. На лице у него была кислородная маска, а от тела тянулись трубки к различным приборам, назначения которых Конрауд не знал. Многочисленные раны Ласси зашили и перевязали бинтами, а лекарственные препараты ему вводили с помощью капельницы. У вышедшего ему навстречу медбрата Конрауд спросил, не навещал ли кто Лаурюса Хинрикссона, но тот ответил, что понятия не имеет, поскольку только что заступил на смену. Похоже, его мало интересовали причины появления Конрауда в палате пациента, который проходил по делу об убийстве в качестве основного свидетеля. Да и сам Конрауд четкого представления об этих причинах не имел: он ни с того ни с сего почувствовал необходимость навестить Ласси, ну или по крайней мере справиться о его состоянии. У Конрауда перед глазами до сих пор стояла сцена, которая открылась ему в съемной комнате Ласси: заваленный всяким мусором пол и безжизненное тело Данни со всаженным в ее руку шприцем. Он подумал о долге, который им надлежало вернуть, о контрабанде наркотиков и о том, каким истязаниям подвергся этот бедняга, оказавшись в лапах двух извергов. Ласси был новичком, который только ступил на опасную дорожку, и Конрауд невольно испытывал к нему сочувствие. Такие люди всегда вызывали у него жалость: ему было нетрудно представить, как они скатываются на самое дно наркозависимости и алкоголизма. Для многих из них эта зависимость становилась билетом в один конец. В определенный момент они превращались в изгоев общества, которые не могли рассчитывать на поддержку даже ближайших людей. За ними намертво закреплялся статус неприкасаемых. За плечами у Конрауда была долгая карьера в полиции, и он, как никто, понимал, что в основе этого явления лежит глубокая личная неудовлетворенность. Молодые люди, будучи не в силах справиться с душевной болью и побороть озлобленность, прибегают к запрещенным веществам, расплачиваясь за них дорогой ценой: чтобы заполучить дозу наркотика, они готовы подвергаться насилию и истязаниям, или заниматься проституцией.

Погруженный в эти мысли, Конрауд услышал у себя за спиной шум и обернулся. В дверях смущенно переминался с ноги на ногу мужчина, который спросил, не здесь ли лежит Лаурюс Хинрикссон. Конрауд ответил ему утвердительно.

— Ах ты, бедняга, как же они тебя, — приблизившись, проговорил мужчина.

— А вы, простите, кто?

— Я его брат. Как вы думаете, он восстановится?

— Не могу сказать. Я не врач, — ответил Конрауд. — Я зашел навестить Лаурюса, потому что был знаком с его девушкой Данни.

— С той, что умерла?

— Да. Ее обнаружил я в комнате Ласси.

— А я вот с ней ни разу не встречался, — покачал головой мужчина. Потом он перевел взгляд на своего брата и добавил: — Ласси этого не заслужил. Знаю — он много чего натворил: постоянно врал нам, мошенничал, разводил нас на деньги, но все равно такой участи никто не заслуживает. Видите, во что они его превратили? Нелюди.

— Говорят, что он украл у них наркотики.

— Да хоть бы и украл. Изуверы есть изуверы.

— С этим не поспоришь.

— Простите, а вы кто?

— Друг семьи Данни, — ответил Конрауд.

— А та девушка разве не работала на людей, которые сотворили такое с моим братом?

— Да, но она и Ласси были товарищами по несчастью.

— Может, это Данни и пришла идея написать мое имя на рецепте.

— На каком рецепте?

— Ласси говорил, что это он придумал, но тут у меня сомнения. Я так полагаю, это лекарство от эпилепсии. Правда, уже запамятовал, как называется. Однажды я работал в мастерской, а тут из аптеки звонят, откуда-то из Хабнарфьордюра. Провизор говорит, что этого лекарства сейчас нет в наличии, но у них на складе есть другое, тоже для эпилептиков. Вот она и звонит, чтобы узнать, возьму ли я его или дождусь то. А я ни сном ни духом! Провизор все еще раз повторила, и тогда выяснилось, что на мое имя выписан рецепт на этот препарат, но я-то ведь его не просил. Я не эпилептик.

— Это лекарство пользуется большим спросом у наркоманов. Они вроде как ловят кайф от него.

— Ну вот и оказалось, что кто-то — то ли Ласси, то ли его подружка — написал рецепт на мое имя, чтобы раздобыть это лекарство. Бог знает чьими еще именами они пользовались. Я поговорил с братом, и он сразу признался, что это его рук дело. Рассказал, что они своровали у какого-то врача бланки рецептов, заполняли их и подделывали подпись. Известно ведь, что врачи пишут, как курица лапой, — ничего не разберешь. Брат умолял меня никому ничего не рассказывать.

— Наркоманы ни перед чем не остановятся, когда им требуется доза, — изрек Конрауд. — Мне рассказывали, что они с Данни были очень близки.

— Лично я ту девушку в глаза не видел. В последнее время мы с братом почти не общались. Знаете, как бывает: слишком уж много он нас дурил… А вы случайно не в курсе, что же все-таки с этой Данни у Ласси в комнате стряслось?

— Передозировка. Непонятно только, ошиблась ли она или сделала это намеренно.

— Значит, самоубийство?