Уже сидя в машине, он надел очки и наушники и с удовольствием продолжил увлекательное занятие: он выбирал между роскошными букетами из ста двадцати одной и ста пятидесяти одной розы. Сервис был анонимным, а букеты дополнялись AR-надписями и сообщениями, которые мог увидеть и прослушать только тот, кому предназначался букет, с помощью уникального пароля.
Гладя руками воздух, Игорь быстро собирал разные комбинации слов над цветами. Он пытался выжать из себя что-то не слишком пошлое, вроде «Кира, мне понравилось с вами засыпать» или «Спасибо, что избавили меня от навязчивых мыслей, хотя и не совсем:-)», – а внутри него все трепетало, словно ему было девятнадцать и он впервые влюбился.
Игорь замер. Потом медленно свернул приложение с букетами. Руки привычным движением запустили запись из сообщения.
Какой-то шорох в наушниках.
Он с трудом открывает глаза. Он не хочет смотреть, но видит свой родной двор, абсолютно пустой. Двор плывет по лету, город плывет по Неве, Нева медленно огибает Землю по кругу.
В пустом дворе Кира Мечникова подпрыгивает медленно и мягко, как кошка, со старинной деревянной ракеткой в руках, отбивая волан – его волан! – в выцветшее ситцевое небо.
Фигурка Киры кажется почти черной на фоне наступающей ночи, небо ближе к горизонту слоится розовым – нежными всполохами, которые уже успели измазаться хвостами в угольной темноте.
Порыв ветра вдруг резко приподнимает над землей тополиный пух, и тот кружится на высоте нескольких метров, похожий на метель.
Кира прыгает в этой метели, пытаясь достать перистое белое пятнышко волана, – а потом и она, и пух плавно опускаются на землю – и все рассеивается и затихает, и метели как не бывало, и только эхо высоких детских голосов из каких-то других дворов и миров звенит и еле слышно исчезает вдали.
Допрос
За окном не переставая грохотало и лило. Все враз ослепло от дождевых струй, и сквозь них, как через толстые старые линзы, щурились наружу желтые окна научного центра, словно глаза старика, больного астигматизмом.
– Быстрее, норадреналин!
Врачи тащили по коридору каталку, на которой лежал бледный мужчина средних лет с темно-русыми растрепанными волосами. Голова его безвольно повисла, пряди волос подпрыгивали в такт движениям каталки, а на подбородке болталась спущенная прозрачная маска с гофрированной витой трубкой.
– Да он не дышит уже… – робко обмолвилась Кира, но руки машинально заряжали шприц, и через секунду она хладнокровно всадила его между ребер пациента, чуть ниже центра груди. Отработанное до автоматизма действие, параграф двадцать два, пункт семь правил эксплуатации «Капсулы».
– Еще адреналина! – зарычал Стрелковский. – Утюжь!
Кира всадила еще шприц, а потом пару раз энергично «отутюжила» лежащего на каталке дефибриляторами. На несколько секунд все замерли, и вдруг пациент закашлялся и задышал.
Врачи с облегчением заговорили разом, стали хлопать друг друга по плечам, и особенно много – Стрелковского.
– Иди поспи хоть, больше суток на ногах. – Стрелковский напряженно сверлил Киру глазами. Мечникова знала: в том, что они чуть не потеряли тестировщика, он винит ее.
– Давид Борисович, я нормально. Кажется, Мережковскому не подошло снотворное. Ему нужны реабилитация и восстановление в ближайшие сорок восемь часов. Я должна провести тесты…
– Я сказал, спать иди! – с угрозой пробасил Стрелковский, и Кира поморщилась.
У нее не было сил ругаться. Мечникова поплелась в кабинет, шаркая резиновыми тапками по кафелю и слушая, как снаружи погромыхивает и сверкает. Погода полностью отражала негодование, которое Кира испытывала почти всегда, когда кто-то пытался заставить ее что-то сделать против воли.
Она дошла до кабинета и упала на диван. Полежала с закрытыми глазами минут пять. Вытащила из-под подушки колючее одеяло из верблюжьей шерсти, сбросила на пол тапки и натянула одеяло до самого носа. Ее била крупная дрожь.
Успокоительные лежали далеко, в другом конце комнаты, на рабочем столе. Сил вставать за ними не было.
«Все нормально, он жив, успокойся».
Внезапно комнату заполнил оглушительный визг пожарной сирены.
Споты на потолке зашипели и начали поливать все вокруг водой.
«Вот дерьмо».
Кира резко накрылась одеялом с головой и замерла, как дикое животное. Она не могла сдвинуться с места, будто окаменела.
Закрыла глаза.
Под веками снова пылал огонь.
Языки пламени расходились по ее телу, оставляя бурлящие пузыри и лоскуты горелой кожи. Казалось, она даже слышит отвратительный сладковатый запах жарящегося мяса.
«Блядь, блядь, блядь!»
Она не могла заставить себя выглянуть из-под одеяла.
«Спокойно. Это просто паническая атака. Это ложная тревога. Никакого пожара нет, откуда ему тут взяться».