Она побежала, задыхаясь, к дальнему краю озера. Ветви кустов хлестали ее по ногам, цеплялись за одежду, а она все бежала, уже не заботясь о шуме. Кира бросилась в воду и поплыла, постанывая и тряся головой от холода, но она была по-настоящему счастлива, когда коснулась зеркального дна: адский колотун хотя бы немного отвлекал от увиденного.
– Твою мать… – дрожащим голосом повторила она, стянув с себя очки, и поморщилась от плоского, режущего веки света лаборатории.
Игорь все еще спал, его зрачки хаотично дергались под ресницами, лицо вытянулось и посерело – он, без сомнения, тоже видел все в деталях и, похоже, не в первый раз.
Девушка вывела Соколова из сна, сунула ему, еще не окончательно проснувшемуся, воду (после серфинга почти всегда страшно хотелось пить) и выбежала в коридор, не в силах взять себя в руки.
Кира не понимала, почему этот сон так потряс ее. Казалось бы, рядовой кошмар, но она не могла сказать точно, воспоминание это или фантазия. На фантазию походило мало – из-за реалистичности сна складывалось впечатление, будто Соколов либо был свидетелем чего-то подобного…
«…либо убил сам».
Президент вышел позади нее из прелоадинга.
– Голова тяжелая, – деловито отрапортовал он ей в спину. – Что вы стерли? Все получилось? О чем был сон?
– Так, детское воспоминание. Все получилось, – сглотнула Кира. Она поняла, что он врет, – по крайней мере, часть сна с убийством «Капсула» точно не стирала, девушка была в этом уверена. – Вас проводить?
– Сам дойду, спасибо, – буркнул Игорь и на плохо гнущихся ногах пошел к обеспокоенным телохранителям. – Все нормально, нормально со мной! – прикрикнул он на них, и те с тревогой переглянулись между собой.
Только спустя час, когда Соколов уже давно уехал, Кира решилась зайти в прелоадинг.
Музыка в наушниках Игоря больше не играла.
Она медленно вставила их себе в уши и набрала в поисковой строке:
Соколов не поехал ночевать в Семиречье – сегодня он выбрал башню, хотя она и находилась на противоположном конце Москвы, ближе к центру. Только в середине ночи он вошел в спальню. Коптеры было встрепенулись, приподнялись, жужжа, с насиженных мест и замигали красными огоньками, но Игорь прошел дальше, в ванную, и дверь за ним бесшумно закрылась.
Он сел на пол, оцепенев, и обхватил голову руками. Вдруг часы завибрировали от голосового вызова, он машинально нажал «ответить».
– Игорь Александрович, говорит Геворг, простите за поздний звонок. Вы все четко сегодня сказали, но я не могу оставить это как есть. Что с вашей мамой делать будем?
Игорь молчал.
– Игорь Александрович, вы меня слышите?
– Да, – хрипло ответил он. – Делай все прямо сейчас. И выведи мне на экран.
– Я вас понял.
– И да, ты уволен. Ничего не поменялось с обеда.
– Я вас понял, – сглотнув, повторил Геворг.
Раздались короткие гудки. Игорь тяжело поднялся, прошел из ванной в кабинет и упал в кожаное кресло. Лениво покрутился вокруг своей оси несколько раз, чтобы закружилась голова. Потом открыл тумбу из темного камня, достал оттуда бутылку виски, наушники и сказал:
– Кристин, выведи на экран трансляцию, а на фоне включи… – Он задумался. – А какую музыку я обычно у тебя прошу?
– Могу проверить ваши плейлисты.
– Давай…
Став взрослым, он крайне редко слушал музыку.
– К сожалению, в плейлистах ничего не нашлось. Там есть только одна песня. R.E.M. – Loosing My Religion. Обычно вы просите у меня ее, когда, цитирую, говорите: «мне плохо».
– О’кей, ставь, – коротко согласился Соколов.
– Прекрасный выбор! – шелковисто одобрила Кристин. – Приятного просмотра!
На этом статья в «Википедии» заканчивалась.
– Блин, вы что, издеваетесь?! И это все? А не основная версия – это какая?
Кира яростно стала искать дальше, но все упоминания о семье Соколова как будто кто-то подтер. Она раздраженно постучала пальцами по столу:
– «Капсула», включи запись сна, найди на видео человека с пистолетом и покажи его ближе.
Огонь на проекции в кабинете Игоря разгорелся так бурно, что очертаний тела, которое въехало в жерло крематория, почти не было видно.
Панорамные динамики тихо пели:
Соколов сидел неподвижно и смотрел, как языки пламени лижут тренированные тонкие щиколотки балерины Арины Соколовой – те самые щиколотки, которые два часа назад во сне целовал Александр Петрович.
– Прости меня, – сказал он, глядя в огонь, и опрокинул в себя полстакана виски.