Девочка Шерхана

Голова болит ужасно. В кабинете накурено так, что хоть топор вешай. Открываю окно, впускаю сырой, холодный весенний воздух и неожиданно думаю, что лесом все послать хочется. А ещё хочется наверх, к Белоснежке, смотреть, как новые труселя мерит и крутится перед зеркалом.

— Да ничего нам не даст знание о том, откуда Вяземский на свой завод глину возит, - говорит мой юрист, по совместительству бухгалтер теневой, и конечно же, еврей.

Единственный еврей в компании дагов. Но ребята этого щуплого парня и пальцем не тронут - уважают.

— Если бы на этой флешке было что-то важное, - замечает Анвар, — Игнат бы давно землю носом рыл, а тут тишина. Фуфло, говорю.

На флешке и правда - фуфло. У Вяземских тоже есть бизнес-прикрытие, завод по производству строительных материалов. И вот сидим, битый час смотрим документацию на тему поставок песка и глины, зацепили несколько расчётных листов. Я успел подумать, столько своим людям платить – себя не уважать.

— Нет, нет, - сказал Анвар.

— Есть, — почти рычу я.

Я человек действия. Сидеть зарывшись мордой в документы это явно не моё. Но иногда - нужно. И поневоле учишься, вникаешь, разбираться начинаешь. И сейчас я пытаюсь найти несоответствие. И кажется – нахожу, внезапно и спонтанно.

– У них завод на северной окраине, - задумчиво произношу, все молчат и на меня смотрят. — Поставки все почти ведутся по железке. И какого, скажите, черта, Игнат вдруг, два месяца назад, арендовал склад на Тимирязева, в другом конце города?

Минутная тишина. Всё переваривают. В этой тишине открывается дверь, входит Шамиль. Недовольно морщусь - боец хороший, но послушанию учить и учить.

— Меня достало полотерку охранять, - глядя в пол говорит мне.

Сжимаю кулаки так, что кости хрустят, Шамиль поневоле отступает назад и правильно делает. Наказан за то, что не справился со своей работой.

— Что скажу, то и будешь делать, пошёл, - отмахиваюсь я и встаю с кресла рабочего. – А вы давайте, жопы оторвали и вперёд, общий сбор, всех согнать и вооружить, мы идем свое забирать!

Анвар громко свистнул, подкидывая к потолку пистолет, ладно хоть палить не стал.

— Уроем второго Вяземского, — заорал он, ему весь вечер кровная месть покоя не давала.

Собирались мы быстро. Я хотел подняться наверх, поцеловать полотерку свою крепко в губы и белобрысую макушку, да не стал. Подумал вдруг, как это перед мужиками будет выглядеть…

— У нас точно крыса, - сплюнул я на месте.

Мы сами только полчаса назад узнали, куда ехать. Вяземский узнал вместе с нами. Потому что ворота склада нараспашку, толпа мужиков таскает ящики, с моим, мать вашу, оружием. Я поправил автомат — на дело пойду вместе со своими, коротко кивнул и вышел из машины. Время расплаты пришло.

В пылу боя я даже не почувствовал боли, лишь бок огнём обожгло. Подумал только - потом посмотрю. Всё потом, на ногах стою, значит жить буду, пацанов не бросать же. Кругом порохом пахнет, короткие очереди, чей-то отчаянный крик боли. Я кричать не буду, не девица на выданье. Стискиваю зубы и бегу. Вперёд, потом за угол — туда бежал, прихрамывая, Вяземского прихвостень-помощник. Вскоре вижу его спину, вскидываю автомат, сам себя торможу – от мёртвого толку мало, а он и так ранен. Подбираю с земли крупный камень, один меткий бросок, и мужик падает, как подстреленный. Подхожу, наклоняюсь, ногой переворачиваю на спину. Он, падая лицом ударился, вся морда в крови.

— Игнат где?

Не сразу может говорить, прижимает руку к ране на плече, пытаясь остановить кровь.

— Ушёл, - тихо шепчет. – Бросил нас и ушёл…

Я сплюнул. По рации подозвал к себе Анвара, порадовался, что живой, но ничего ему не сказал, много чести.

— Да все уже, - скалится он розовыми от крови зубами, видимо таки перепало. — Кого положили, кого просто прикладами и обезоружили. Вовремя мы, ни одного ящика вывезти не успели.

– Этого подлечить, - киваю на потерявшего сознание мужика у моих ног. — Живой нужен, знает много.

Анвар легко перекидывает его через плечо, как барана, и уходит. Я понимаю, что не даёт мне покоя. Вяземский ушёл, а у меня дома Белоснежка одна, почитай, с Шамилем только.

Звоню. Трубку не берет. А для меня, если подчинённые не взяли трубку, оправдание может быть только одно – умер. В то, что Шамиль внезапно помер верится с трудом. Кровь, только успокоившаяся после боя, снова закипает. Иду по складскому двору, тонкий слой снега, который выпал вечером, весь в алых пятнах.

Гоню домой, что с телами и ящиками делать, мои знают. Издалека вижу — дверь открыта. Это ничего хорошего не обещает. Бросаю машину, иду внутрь.

– Белоснежка! - ору на весь дом.

От этого усилия бок горит огнём, проступает кровь, течёт, тёплая. Шагаю, пачкаю кровью дорогой паркет и ковры и думаю - идиот. Я просто дурак. Все меня обманывали. И Вяземский, но от него и не ждал ничего хорошего. Но Шамиль? А Белоснежка, которая такой чистой казалась?

Такой смешной и чистой, что даже плевать было, что другой веры. И что отец её в моей груди дырку сделал, которая чуть к праотцам не отправила. Она стала для меня значить гораздо больше, чем случайная девчонка попавшая в постель. Таких было - не счесть. А Белоснежка особенная.

Была… Была и сплыла, потому что такая же, как и все. И злость накатывает – пусть катится! К своему дяденьке, к кому угодно, плевать, сегодня же себе другую найду!

Расстегиваю рубашку, смотрю на бок - выглядит отвратительно, ещё одна дырка от Вяземских, как привет с того света. Кровь сочится, нужно бы перевязать, нужно к врачу. Телефон звонит — Анвар. Все потом. Тяжело поднимаюсь наверх, в комнату, заведомо пустую.

Стою, Белоснежкой пахнет, вдыхаю полной грудью. Запах свежести, детского мыла, женщины, которая не умея соблазнять совсем, кровь в жилах кипеть заставляла. Упрямо говорю - будут и другие бабы. Дядю её убью, а эта…пусть под других стелется, там ей и место. Шагаю к столу. Там в ворохе прочей ерунды лежит пластмассовая продолговатая штука. Задумчиво беру в руки, смотрю на две полоски, и только потом доходит. Эта информация меняет все.

– Тебе придётся очень хорошо прятаться, девочка, - шепчу я.