Услышав такой ответ, Анжела без лишних церемоний воткнула нож ниже глаза и подцепила им глазное яблоко, чтобы вырвать его свободной рукой. Она держала получившееся месиво в окровавленных руках перед его оставшимся здоровым глазом, пока он визжал и дергался под ней в агонии.
— Кончай орать, иначе я примусь за твой язык. — Она не повышала голос. Она была очень спокойна и серьезна, и от этого ее слова звучали еще страшнее.
Мужчина скулил от ужаса, но кричать перестал.
— Прошу! Не надо больше!
Внезапно он потянулся к ее волосам здоровой рукой, пытаясь схватить девушку. Джек как раз собирался вмешаться, но она опередила его, двумя точными движениями разрезав сухожилия на сгибе руки и предплечье насильника.
Бесполезная теперь рука шлепнулась на бетон, и Мигель вновь истошно завопил. Она сунула ему в рот кончик ножа, заставив замолчать.
— Спрошу еще раз. Где тот материал, который я видела, когда доставила посылку? Тщательно обдумай ответ, ведь если снова соврешь, я начну потихоньку отрезать от тебя разные части тела, которых ты не хотел бы лишиться. — Она приставила нож к его щеке и быстрым круговым движением вырезала одну из самых больших бородавок. Он закричал. — Но я собираюсь отрезать тебе кое-что еще более важное, если ты не заговоришь.
В подтверждение своих слов она сдвинулась назад, воткнула нож мужчине в ногу, заставив его задыхаться от боли, а затем провела обоюдоострым клинком вдоль штанины. Лезвие было столь острым, что разрезало штаны, нижнее белье и кожаный ремень. Кончиком ножа она откинула переднюю часть его штанов и белья в сторону.
— А вот и твои отвратительные яички. — Она наклонилась ближе. — Мигель, а почему твой мелкий отросток сморщился? Уже не так весело, как когда ты его пихал в меня?
Мужчина трясся от боли и страха. Из его здорового глаза текли слезы. Из пустой глазницы и сломанного носа сочилась кровь.
Но как бы он ни боялся и не страдал, насильник продолжал мотать головой, давая понять, что не собирается отвечать. Он был готов вытерпеть пытки и умереть за свои убеждения, но не собирался выдать информацию.
Такая решимость умереть обычно становилась непреодолимым фактором на допросах. Эта готовность выходила за пределы возможностей обычного цивилизованного человека.
Но Джек полагал, что эти террористы собирают атомную бомбу. Если этот человек не заговорит, Джеку придется вызвать подмогу. К тому времени, как они найдут основное место сборки, может быть уже слишком поздно. Или все еще хуже — они уже могли загрузить бомбу в грузовик и находиться на пути в крупный город. Время было на исходе.
В другом случае Джек давно бы остановил девушку, но сейчас сложилась именно такая ситуация, когда любым способом необходимо как можно скорее добыть информацию у террориста. На кону стояли сотни тысяч жизней.
Речь уже шла не о том, что было правильным или допустимым, а о выживании множества невинных людей. Такая цель оправдывала любые средства.
Джек подумал попросить Анжелу предоставить ему попытаться что-то узнать, но она была пугающе сосредоточена на мужчине. Инстинкт подсказывал ему не вмешиваться.
Анжела снова села на его живот, придавливая к земле — хотя вряд ли он мог сбежать. Кончик ее ножа оказался под его правым глазом.
— Думаю, ты уже понимаешь, что я тебе не верю и не играю в игры. Может, ты мечтаешь покрыть себя славой, умерев во имя своей идиотской цели. Может, думал, если тебя поймают, то просто посадят в тюрьму, и никто тебя не тронет, потому что американцы относятся к террористам с уважением и не пользуются вашими варварскими методами. В этом и беда, Мигель. Если б тебя поймали власти, то и правда поместили бы в какую-нибудь прекрасную уютную камеру в Гуантанамо. Предоставили бы коврик и время для ежедневных молитв Аллаху, еду, чтобы не голодал, медпомощь и возможность играть на солнышке с другими заключенными убийцами — все, лишь бы ненароком не задеть твое чувство собственного достоинства. Но я не представитель власти, поэтому ты в заднице. Никаких уютных камер, в которых ты бы смог кричать о своей ненависти охранникам, плеваться, бросаться в них дерьмом или смеяться над мягкосердечными американцами и их правилами. Ничто из этого тебе не светит. И дело не в том, что ты террорист. Это уже личное. Ты меня изнасиловал. Ты засунул меня в удавку и думал, что я умру. Но я не умерла. И сейчас ты мой пленник, а не американских властей, и мне похуй на правила. Никто не помешает сделать с тобой все, что захочу. И поверь, я много чего для тебя придумала — еще когда лежала в больнице. Ты жаждешь убивать беззащитных женщин и детей во имя своей цели или долбаного бога какой-то идиотской религии, которую выдумал твой народ, подтирая жопы камнями. Вы живете в отбросах, потому что сами — отбросы. Вам нравится убивать тех, кто неспособен вам противостоять — потому что вы убийцы. Всего лишь убийцы, и ничего больше. Ничего благородного. Просто-напросто убийцы. За это ты будешь страдать от моих рук. Без правил. Без закона. Без спасения. Только ты и я.